из зарослей глядели с лютой злобой.

Полуприкрыты веками они.

Такого моря ярости утробной

он не встречал нигде в былые дни.

«Вы что?– промолвил Гусев.– И тотчас

увидел в листьях пару жутких глаз.

Не долго думал: маузер и выстрел.

Успел заметить – убегает быстро

паук на бурых лапах, полосатый,

огромный, жирный. Выстрелил опять.

Застряла пуля в чудище мохнатом.

Под землю удалось ему сбежать…

Заброшенный дом

Лось с Гусевым от берега шагали

к деревьям вдалеке, вздымая пыль.

Иссохшие каналы миновали,

засыпанных прудов степную быль.

В каналах кое-где под солнцем жарким

виднелись лодок остовы и барок.

А на равнине мёртвой целый ряд

блестящих дисков размещён подряд.

Их пятна тянутся к горам далёким,

к развалинам за рощей, меж холмов.

Вошли в лесок корявый, невысокий.

В нём сетка, меж деревьев у краёв.

Нагнулся Гусев, кочку пхнул ногою.

вспугнуть надеясь, что ни есть живое.

Но человечий череп по траве

скатился в яму с дыркой в голове.

В конце леска – развалины, разруха.

Как взрывом развороченный фасад.

Там две стены упали друг на друга,

там балки искорежены торчат.

«О, да, Мстислав Сергеевич, я вижу

тут было дело! Как я ненавижу

проклятую войну и там и здесь.

Везде одно: разруха, смерть и месть»!

Большой паук на мусорную кучу

залез, застыл и снова побежал.

Не пропускает Гусев этот случай:

нажал курок и гада – наповал.

Второй паук из дома выбегает.

Бежит к деревьям, в сетку попадает.

Он бьётся в ней, плохи его дела.

Недаром эта сетка здесь была!

Прошли лесок, преодолели сетку

и до построек добрались с трудом.

Там в глубине (такой увидишь редко)

стоял большой, на диво мрачный дом.

Сужались кверху аспидные стены.

Карниз массивный выступил надменно –

блестящий, наглый чёрно-кровяной,

он главный вход унизил под собой.

А в стенах дома длинные, как щели,

глубокие отверстия окон.

В них свет дневной проходит еле-еле.

Быть может, там, внутри, не нужен он?

Чешуйчатые, толстые колонны

над входом держат крепко, чуть наклонно,

из бронзы барельеф: там некто спит

Снаружи видный глаз его закрыт.

Три плоские, во весь фасад, ступени

вели к массивным створчатым дверям.

Меж плит висят засохшие растенья.

«Так, что же здесь? Гробница, или храм?–

подумал Лось. А Гусев прямо к двери.

Толкнул плечом, открыть её намерен.

Ещё налёг, со скрипом отворил

и осторожно в вестибюль ступил.

Потом они в огромном круглом зале,

где пыльный свет сливался с потолка,

рассматривать предметы, стены стали.

Везде видна художника рука.

На золотистых стенах полосою

мозаика цветистой чередою

пиры изображает и войну,

и звёзды, и бегущую волну.

События истории глубокой.

С врагами расправлялись праотцы.

Пришельцев жёлтокожих невысоких

громили краснокожие бойцы.

Меж звёзд фигура странная летела.

В морских волнах её сияет тело.

Стада животных гонят пастухи,

охота, пляски, птицы и жуки…

Мозаика смыкалась над дверями.

Гигантский цирк был там изображён.

И Лось смотрел и шевелил губами,

и повторял одну лишь фразу он:

«Как это странно, голова повсюду,

одна и та же, где на фресках люди»!

А Гусев потайную дверь нашёл

И Лося в коридор за ней повёл.

Там коридор и зал залиты светом.

У стен и в нишах статуи стоят.

Фигуры в бронзе, камне в зале этом

влекут к себе, притягивают взгляд.

А Гусев рыщет в боковых покоях.

И видит в них он всякое такое,

что говорит о жизни и борьбе,

трагической кончине, злой судьбе.

В одной из комнат на широком ложе

мучительно изогнутый скелет.

В углу – другой, застигнутый, похоже,

за трапезой, её остался след.

Там две стены обрушены зеркальных,

там высохший бассейн полуподвальный.

А в нём свидетель нестерпимых мук,

валялся дохлый, высохший паук.

Лось в коридоре осмотрел скульптуру.