Принадлежащая Грею коллекция могла сделать честь даже королевскому музею, а ее стоимость затруднился бы определить и сам Джейкоб Локхед. Для него вкусы одного из лучших клиентов стали своего рода профессиональным вызовом. Дориан Грей собирал вещи, на первый взгляд, бессистемно: металл, камень, Восток, Запад, Юг, экспонаты возрастом в несколько тысяч лет – и почти новоделы. Но все они были удивительно красивы. Казалось, Грей был одержим погоней за этой неподвластной времени красотой.
– Ее привезли из богом забытого места в Китае, затерянного храма, где остался служить единственный монах, – антиквар взял предмет и поставил на ладонь левой руки, становясь похожим сам на старинную скульптуру. Его бархатный голос звучал негромко, ровно настолько, сколько было необходимо, чтобы завладеть вниманием слушателя. – Храм был беден, почти ничего, достойного внимания, кроме этой чаши. Неизвестно, как могла там очутиться столь прекрасная и ценная вещь, но монах пытался защитить ее даже ценой собственной жизни, хотя его отчаянные усилия оказались тщетны. Этот экземпляр не разочарует коллекционера.
– Не стоит избегать разочарования. Оно бывает полезно, – тихо ответил Грей. – Разочарование позволяет сберечь время и душевные силы, не растрачивая на то, что их не достойно.
– Если взять чашу в руки, можно ощутить одновременно и холод, и тепло, – сказал Локхед. – А если налить в нее чистой воды – через минуту вода закипит, но при этом металл не нагреется.
– Это правда?
– Желаете небольшой эксперимент?
Грей покачал головой, давая понять, что воздержится от этого опыта.
– Зрелище на самом деле презанятнейшее, – произнес хозяин. – Представьте себе, как затихает прозрачная вода, и ее ровная поверхность становится идеально чистым зеркалом. А потом со дна срывается серебристый пузырек, стремительно всплывает и лопается, за ним следует второй, третий, их становится все больше… Проходит несколько мгновений, и вода бурно кипит. Поневоле представляется, как раскаленный орнамент причиняет мучительную боль плоти, но ладонь не ощутит ничего, кроме разве что легкого покалывания. И стоит поставить чашу на стол, это явление мгновенно прекращается и более не повторится, даже если снова взять ее в руки.
Губы Грея чуть дрогнули.
– Занятный фокус, но в чем его смысл?
– Боюсь, что и это неизвестно, – ответил антиквар. – Некоторые считают, что это часть ритуала общения с духами, не в новомодном стиле столоверчения, но в древнем, тайном и запретном. Прежние владельцы не успели рассказать о предназначении этой вещи, – закончил он со смешком.
Немногие понимали смысл шутки, а узнававшие случайно предпочитали о нем забыть. Сокровища покоренных империй, попадавшие в руки Джейкоба Локхеда, человека со связями среди богатейших людей, равно как и со знакомствами среди обитателей преступного мира, оставляли за собой длинный кровавый след.
– Я беру ее, – сказал Грей, еще раз касаясь чаши. – Распорядитесь о доставке.
Цена могла бы повергнуть в уныние даже принца Уэльского. Дориан Грей лишь коротко кивнул, соглашаясь.
Таков был круг клиентов Локхеда: все они знали о цене, и все были готовы платить. Никто не унижался до торга.
…Похолодало, и мелкие моросящие дождевые капли сменились редкими снежинками. Одна коснулась мраморной кожи Дориана Грея, замерев на миг, прежде чем растаять.
Слуга, невысокий коренастый мужчина, чьи возраст и внешность было сложно различить из-за густо покрывающей щеки растительности, распахнул дверцу экипажа. Грей сделал шаг, чтобы подняться, но остановился на полпути – рука со скрюченными пальцами вцепилась в рукав его пальто. За такую переходящую все границы наглость слуга был достоин немедленного увольнения с занесением во все возможные черные списки, но Грей лишь одарил его вопросительным взглядом.