– Конечно искали. Так обычно и ведут расследование к его полному завершению. Наверное, колчаковский клад или золото партии. Я не Юлиан Семёнов, и меня все эти мифологемы нисколько не интересуют. – Резко отрубил Альберт. – Я тебе, капитан, как профессиональный филолог и историк говорю, что мифы – это очень серьёзный пласт нашей культуры и вообще мировоззрения, но сыск и криминалистика лежат в совершенно иной плоскости. И они, друг ты мой, если ты настоящий, честный сыскарь, в работе твоей не должны пересекаться. Никогда! Вот если из библиотечного хранилища тиснут какие-нибудь первоисточники с мифологическим содержанием – тогда другое дело, а иначе и блажить нечего. Но с Веткиным ты меня познакомь обязательно. Что он там ещё интересного говорил? – Альберт выжидательно замолчал и сделал заинтересованное лицо.

– Знаешь, Альберт, это, наверное, к делу не относится, но больше всего меня поразили его рассказы про здешний пруд и лесные озёра. – Лицо Семёна пошло розовыми пятнами, очевидными признаками сильного душевного волнения.

– Не относится, говоришь? Как знать, как знать. Слушай, капитан, а тебе, я полагаю, надо срочно менять профессию. Пока ещё не поздно. – На губах Альберта играла поощряющая улыбка. Ему очень нравились увлекающиеся люди, с которыми он, как правило, по жизни был на одной стороне баррикады.

– Надо сперва до полкана дослужиться, чтобы пенсии побольше платили, а потом можно и на вольные хлеба… хотя бы эту самую Гриву изучать. Так вот, здешний пруд, оказывается, и не пруд вовсе, а древнее озеро, о котором ещё в средневековых летописях упоминали. И вообще оно, по мнению Веткина, вулканического происхождения. Глубокое, дьявол, до тридцати метров, а может, и глубже. А озёра, что тут в лесах, неподалёку, те вообще бездонные, и рыба в них какая-то особая: сомы как угри, с небольшими головами, а щуки – те вообще как свиньи, короткие и тупорылые. То ли вода в них особая, то ли излучение какое со дна сифонит. Тут один курган бульдозером задели, так там сразу шесть грунтовых пластов вылезло, в том числе и с вулканическим пеплом. Веткин говорит, что Гриву эту без столичных учёных нам ни в жисть не понять.

– Вот, смотри по карте. – Ткнул пальцем в сторону стола Альберт. – Видишь, от Гробовщины в аккурат до одного из твоих бездонных озёр чуть больше версты будет. В нём хоть купаются?

– Нет. Вода там ледяная. Холоднее, чем в Байкале. И ни тебе бухт, ни заливов, сразу обрыв и глубина. – Отрицательно завертел головой Семён. А ещё Веткин говорил, что местный прокурор Тремайло ждёт скорого назначения в Город…

– Вот, блин, карьеристы проклятые! – Воскликнул расстроено Альберт. – Нигде от них покою нет, даже в этой глуши. И знаешь, никакой пользы делу от их карьеризма, только портят всё своей трусостью и пофигизмом. Везде их, конечно, хватает, но в силовых структурах – явный перебор. Что, не так, Семён?

– Ну, вот Веткин, вроде, не из них. Ещё я на озере познакомился с отцом Серафимом, с заместителем главы по социалке Соколовской, с директором Дома культуры Ягодкиной, с лесничим Корытовым, с местным авторитетом, мастером по боксу Ильёй Покрасом и с некоторыми иными добрыми людьми.

– А с прокурором познакомиться не догадался? – С надеждой спросил Альберт.

– Да, не было его на озере. Не ходит он туда. Видно, опасается этого общения перед своим повышением, – почти виноватым голосом отвечал Семён.

– А что, рыбы здесь, видно, много, раз у тебя, приезжего горожанина, такая уха? – Заинтересовался прихвативший из Города снасти Альберт.

– Да, не то чтобы много… клевало так себе, не шибко – не валко. Мы с Веткиным выдернули по паре окуньков да трёх плотвичек на двоих, а тут вдруг у Корытова сомяра клюнул, да какой! Всем гуртом его тащили целых полчаса! Никогда бы не подумал, что в здешней луже, возле которой я, кстати, по приезде дерьмом измазался, могут водиться такие монстры. Представляешь, топором его убивали?! Без малого на два пуда потянул. Ну, Корытову, понятное дело, столько одному не съесть. Он и давай всем отрезать. Вот и мне пара килограммов перепала, мякоти.