Подобное предложение безмерно напугало Ларция!!

Он виду не показал, какой ужас испытал, услышав эти безответственные слова, однако с той минуты старался меньше говорить, больше слушать. Лонг успел повертеться в верхних эшелонах власти, успел понять и проникнуться простенькой, но неоспоримой на все времена истиной – подобный способ назначения наследника неизбежно приведет к гражданской войне.

В том не могло быть сомнений!

В вопросе о престолонаследии не должно быть никаких списков, дебатов, отвлеченных диспутов, сшибки мнений. Недопустимы были и всякие досужие рассуждения о коллективной мудрости, о возможности всегда исправить ошибку.

Траян обязан самостоятельно назначить наследника, публично облечь его властью. Только так можно было обеспечить ее преемственность. Только при таком порядке отцы-сенаторы и полководцы, и старшее армейское начальство вынуждены будут смириться. При любом другом варианте столкновение между вероятными претендентами неизбежно. Им только дай повод усомниться в законности принятого решения! Страх усилился оттого, что Ларций наконец-то прозрел – сразу по приезде в Азию его угораздило оказаться в компании с теми, кто как раз и являлся претендентами. По крайней мере, считал себя таковым.

Первым из них, конечно, следует назвать Адриана, ведь назначение наместником в провинцию Сирию являлось косвенным доказательством, что Траян сделал выбор. С другой стороны, император намеренно тянет с объявлением своего племянника цезарем.

Вопрос – почему? Ответа нет.

Кто еще?

Квиет. Нет, пожалуй. Чернокожий повелитель мира – это слишком даже для практичных и привычных ко всему римлян. К тому же он является царем Мавритании и по этой причине вряд ли способен сохранить беспристрастность по отношению ко всем другим провинциям.

Цельз? Безусловно!

Пальма? Непременно!..

Авл Корнелий Пальма, еще двадцать лет назад, являясь префектом Египта, пытался вступить в спор с самим Траяном, но вовремя одумался и прислал письма с выражением безмерного почтения и покорности. Десять лет назад он осуществил экспедицию в Аравию, во время которой захватил западную оконечность морского торгового пути.

А ведь есть еще мощный Нигрин, умеющий потрясать сенат своими громоподобными речами. В тени скрывается угодивший в опалу лучший полководец Траяна, Лаберий Максим. К этому списку многие добавляли обладавшего несомненными государственными достоинствами Нератия Приска. Траян как-то даже обмолвился, что хотел бы видеть своим наследником именно Нератия.

В любом случае подходящих кандидатов было пятеро или шестеро, за каждым из них стояла военная сила, у каждого были сторонники в сенате и, главное, денежные средства, без которых немыслимо начинать битву за Рим.

Он прикинул возможности каждого из них. Опять же в самом выгодном положении оказывался Адриан. Наместничество в Сирии еще со времен Веспасиана являлось самой выгодной в этом смысле должностью. Отсюда легче всего совершить прыжок в Италию. Под началом у Адриана было шесть легионов и, судя по восстановлению Антиохии, молокосос даром времени не терял. Он вымуштровал своих солдат так, что они вполне могли столкнуться с легионерами Пальмы, Цельза, конницей Квиета, но и каждый из «пней» обладал вполне достаточными ресурсами для борьбы за власть. Если они объединятся, Адриану несдобровать.

Но сумеют ли они объединиться? В это верилось с трудом. «Каждый из них, – с горечью рассудил Ларций, – при всем демонстрируемом расположении к “старым друзьям” и “боевым товарищам” волком смотрит на соперников, и все они более ратуют за свои интересы, за свое положение в государстве, чем за общее дело».