которые до прибытия нашего в Тенериф, где тайна сия обнаружилась, не знали другого начальника, кроме меня. Ныне я узнал, что Главное правление поручило господину Резанову, яко хозяйствующему лицу, все предметы, касающиеся до выгод Русско-американской компании, и все торговые обороты, в которых мне руководствоваться его советами, и, конечно, честь моя заставила бы меня ревностно выполнить сию часть инструкции моей; но сим не разумеется и быть не может, чтоб я был подчинён ему. Каждому из нас вверено начальство сей экспедиции; но как двух начальников быть не может, а, следовательно, один лишний, почему я повторительно прошу Главное правление уволить меня от службы Амер. комп.; ибо, быв подчинён господину Резанову, полезным быть не могу, бесполезным быть не хочу. Г-н Резанов угрожает мне, что постарается купно с господами директорами подвести такой итог (собственное выражение г. Резанова), что мне не достанется получить ни одной копейки из 10 000, обещанных им самим, от лица всей компании. Угрозы сии не знаю, достойны ли человека благородного, я же со своей стороны их презираю; приятно мне, что Главному правлению известно, что я их не просил и не так низок, чтоб ныне сего просить; одним словом, такие угрозы чести не делают; по себе, часто ошибаются, ибо меня деньгами подкупить невозможно». Внизу письма приписано: «Я прошу ещё Гл. пр., чтоб оно доставило мне способ ехать из Камчатки в Петербург, ибо я по необходимости принуждён возвратиться».

В письме к морскому министру адмиралу Павлу Васильевичу Чичагову Юрий Фёдорович Лисянский писал: «Предпринявши вояж вокруг света под командованием моего друга, я токмо ожидал минуты сего важного предмета, но в островах Маркизских всё превратилось в мечту. Там господин Резанов объявил публично, что он есть наш начальник. Рисковавши ежеминутножизнью для славы нашего Государя и Отечества, возможно ли нам было ожидать командующего столь важной экспедицией, который пред сим почти не видел моря?»

Командир шлюпа «Надежда» Крузенштерн обратился в Главное правление Российско-американской компании и к министру коммерции графу Румянцеву с просьбой уволить его от командования судном «или из повеления того, от которого, кроме несчастного конца всех наших трудов, ничего ожидать невозможно». Губернатор Камчатки генерал Павел Иванович Кошелев прибыл в Петропавловск 12 августа с шестьюдесятью солдатами, которых взял с собой по требованию камергера Николая Петровича Резанова. Посланник в Японию Резанов в присутствии губернатора и десяти офицеров назвал Ивана Фёдоровича Крузенштерна бунтовщиком, разбойником, грозил ему казнью на эшафоте, а остальным офицерам угрожал вечной ссылкой в Сибирь. После таких оскорблений Крузенштерн сказал, что такие люди не могут командовать государевым кораблём. Попросил его сковать как преступника и отослать для суда в Санкт-Петербург. Посланник в Японию ничего слышать не хотел. Говорил, что поедет в столицу для присылки из Сената судей, а Крузенштерн пусть гниёт на Камчатке.

Иван Фёдорович пишет с горечью о Резанове: «Два года мучил он меня и караулил секунду, чтобы похитить честное имя моё. При всём страдании моём взял я всевозможное терпение, и я смело утверждаю, что никогда не отходил от правил честного человека».

Умный и честный генерал Павел Иванович Кошелев сумел примирить стороны. Причину своего примирения с камергером Резановым начальник первого русского кругосветного путешествия Иван Фёдорович Крузенштерн объясняет так: «Экспедиция сия есть первое предприятие сего рода россиян; должна ли бы она рушиться от несогласия двух частных? Экспедиция сия, обратив внимание всей Европы, должна ли остаться позором России? Все офицеры и матросы оставили Россию с тем, чтобы идти со мной и со мною же возвратиться: то после сего несчастья мог ли я быть порукой судьбе их? Я, которому сказано плыть на Камчатку, согласился примириться, но с тем, чтоб он при всех просил у меня прощения, чтоб в оправдание моё испросил бы и у государя прощение, что обнёс меня невинно».