– Новый императорский дворец, – пояснила Агриппина Ивановна тоном человека, который сам не очень верит в то, что говорит. – Детище профессора Гинце, заделавшегося главным архитектором двора.

– Густава Адольфовича? – я чуть не подавился воздухом. – Того, который неделю назад торговался с Бобом и его техниками за каждый империал? Который считал заклепки на «2525», чтобы сэкономить на ремонте?

– Представьте себе, – кивнула Хромцова. – Теперь он советник Его Величества и, держитесь крепче, министр финансов временного правительства.

– То, что Гинце министр финансов, это я знаю, – кивнул я, не отрывая взгляда от стройки. – Но то, что он строит мраморный дворец. В разгар гражданской войны. Логично как… как… Черт, я даже сравнения подходящего не могу придумать.

– Как назначить восьмилетнего мальчика императором? – предложил Арсений Павлович Пегов с легкой усмешкой.

– Сравнение так себе, – покривился я.

Источник финансирования этого архитектурного безумия был мне, конечно, известен. Миллион без малого бриллиантовых империалов, которые мой хитрый дружок Яким Наливайко успел стянуть из хранилища на «Кронштадте», пока мы отбивались от флотов наших противников. Тогда это казалось удачей – теперь, глядя на мраморное безумие, я был не так уверен.

– Дворец в разгар войны, – философски заметил Гревс. – Знаете, что строил Нерон, когда горел Рим?

– Карьеру музыканта? – предположил я.

– Золотой дворец, – мрачно ответил вице-адмирал.

– Ну, хоть наш не золотой, – попытался я найти позитив. – Просто мраморный. Скромненько.

– Символы важны, – вмешалась Зимина, явно пытаясь быть голосом разума. – Народ должен видеть, что власть уверена в завтрашнем дне.

– Или что у власти завтрашнего дня может и не быть, поэтому тратим деньги сегодня, – парировал Пегов.

Я мысленно добавил в список дел пункт «поговорить с Гинце о приоритетах». Желательно с применением тяжелых предметов для убедительности. Хотя, зная профессора, он наверняка уже подготовил часовую лекцию о важности архитектурных символов в государственном строительстве. С диаграммами.

– Ладно, господа, – я решил прекратить созерцание мраморного кошмара. – У нас есть три вражеских флота на подходе, разваливающаяся на куски Российская Империя и восьмилетний император. Думаю, дворец – наименьшая из проблем.

– Согласен, – буркнул вице-адмирал Гревс.

Мы двинулись к губернаторскому дому – солидному особняку в колониальном стиле, который выглядел уютно-провинциально на фоне футуристических правительственных зданий.

У парадного входа нас уже поджидала внушительная, знакомая мне до боли, фигура. Генерал Генрих Христофорович Борисевич, а точнее генерал-губернатор Борисевич был из тех людей, которые опровергают законы физики самим фактом своего существования. В свои семьдесят лет, с комплекцией, которая заставила бы присвистнуть борца сумо, он излучал энергию термоядерного реактора средней мощности.

– Господа адмиралы! – прогремел он голосом, от которого, казалось, задрожали стекла в окнах. – Добро пожаловать в мою скромную обитель! Или как говорили наши предки: «Не красна изба углами, а красна пирогами»! Правда, пирогов у меня нет, но коньяк имеется!

– Генрих Христофорович, – я попытался уклониться от неизбежного, но было поздно.

Губернаторские объятия обрушились на меня как цунами на прибрежную деревушку. Ребра жалобно скрипнули, легкие решили взять краткосрочный отпуск, а позвоночник напомнил о себе всеми своими проблемными местами одновременно.

– Александр Иванович! – ревел Борисевич мне в ухо. – Спаситель! Герой! Последняя надежда Российской Империи! Как же я рад вас видеть, голубчик!