• соблюдать установленные федеральными законами ограничения и запреты, исполнять обязанности, связанные с прохождением государственной службы;

• соблюдать нейтральность, исключающую возможность влияния на их служебную деятельность решений политических партий, иных общественных объединений и др.

Очевидно, что многие из этих положений воспроизводят обязанности, запреты и ограничения, установленные Законом и обеспеченные дисциплинарными санкциями. Между тем, как прямо закрепляется в п. 2 данного указа, данные положения носят рекомендательный характер. В Кодексе профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации также закрепляется, что за нарушение профессионально-этических принципов и норм, установленных Кодексом, сотрудник несет моральную ответственность перед обществом, служебным коллективом и своей совестью (ст. 3)^>85. Статьей 10 Этического кодекса федеральных государственных гражданских служащих Федеральной службы финансово-бюджетного надзора («Ответственность за нарушение Кодекса») устанавливается, что государственный служащий Росфиннадзора должен понимать, что явное и систематическое нарушение норм данного Кодекса несовместимо с дальнейшей служебной деятельностью в Федеральной службе финансово-бюджетного надзора^>86. Во всех этих случаях речь идет о так называемой позитивной ответственности.

В этой связи необходимо отметить, что данные нормы, содержащиеся в вышеупомянутых этических кодексах, по сути своей являются дисциплинарными стандартами поведения государственного служащего, но не этическими или моральными нормами. Характерная особенность норм морали, как мы говорили, заключается в том, что они формируются «снизу», в силу общественного мнения, а не навязываются путем принятия кодексов строителя коммунизма. Основным механизмом их соблюдения является внутреннее убеждение и сила общественного (группового) мнения.

Мы не отрицаем позитивный эффект и даже необходимость разработки кодексов служебного поведения в отношении публичных лиц (и не только на государственной или муниципальной службе). Однако, такие правила должны являться не этическими нормами, обеспечиваемыми силой общественного мнения, а конкретизацией служебных обязанностей, ограничений и запретов, связанных с осуществлением своих функций, предполагающими возможность применения дисциплинарных санкций. Сегодня такой подход характерен для Кодекса судейской этики, утвержденного VI Всероссийским съездом судей 2 декабря 2004 г. В этом случае такие деяния приобретают характер правонарушения и влекут юридическую (дисциплинарную) ответственность.

Возвращаясь к вопросу о дифференциации коррупционных проявлений на этические проступки и правонарушения, отметим, что сторонники такого подхода, как нам кажется, исходят из презумпции аморальности коррупции, что на самом деле не соответствует социальным представлениям общества. В первом параграфе мы уже говорили, что с позиции социологического подхода коррупция рассматривается функционально, т. е. с точки зрения той роли, которую она выполняет в соответствующей системе социальных связей. Как однозначно негативное явление («коррозия власти», болезнь государства, деградация публичного аппарата власти) она выступает именно с юридической точки зрения, а поэтому, на наш взгляд, следует исходить не из презумпции аморальности ее проявлений, а из презумпции их противоправности.

На первый взгляд, мало кто согласится, что любое коррупционное проявление является противоправным. Действительно, существует масса способов коррупционного поведения, которые не охватываются нормами действующего законодательства. Взять хотя бы лоббизм, допустимые границы которого законодателем все еще не очерчены