Вернулась домой я уже затемно, с мешком фруктов: у прилавков с нормальной человеческой едой меня отчаянно мутило, а вот груши с черешней ничего дурного мне не делали. Перемыла фрукты, сгрузила в большую миску, забралась в кресло, снова достала книжку и приготовилась провести остатки дня за самым умиротворяющим делом в мире.

Книжка была абсолютно пуста. Я перелистывала страницы одну за другой, на них не было ни единой буквы. Ни точек, ни запятых, вообще ничего.

Пару раз глубоко вдохнув, я встала и подошла к книжному шкафу. Вот, например, «Лабиринт« Кафки я ещё не читала, ждёт меня лет сто.

Кафка был пуст.

И Кинг. И Булгаков. И Пратчетт. Я одну за другой брала книги с полки, листала и бросала под ноги. Букв не было ни в одной.

Трясущимися руками открыв входную дверь, я сбежала по ступенькам на первый этаж, рванула на себя дверцу почтового ящика и вытащила оттуда газету. Ну, как газету. Довольно много чистой бумаги.

– Это просто какой-то ад, – сообщила я неизвестно кому и пошла домой. – Просто ад. Этого не может быть.

Соседка сверху шарахнулась от меня, как от чумной, но я не обратила на неё внимания. Захлопнула за собой дверь, закрыла на все ключи и забралась в кровать.

– Ну и что мне делать теперь? – спросила я у потолка.

Потолок, спасибо ему большое, промолчал.

– Вчера эти люди, сегодня просто куда-то делись буквы. Чего ещё ждать интересного?

Но встать и проверить побоялась. Подтянула одеяло к подбородку и закрыла глаза.

– Вообще-то, надо бы мне поспать.

Наверняка это просто переутомление. Подруга в детстве рассказывала, как в бреду тонула в песке и звала маму с папой на помощь. Всё это тоже как будто отчаянно затягивающий меня песок. В конце концов, надо просто как следует выспаться, уж это вообще всегда помогало от всех бед. Когда умерла бабушка, я проспала несколько суток, а потом осталось только встать и жить дальше.

Но сон не шёл – да и никогда он никуда не шёл в такую рань. Особенно к сове до мозга костей. Особенно к сове, проснувшейся в полдень. Я ворочалась из стороны в сторону часа два, мысленно рассказывала сказки и пела колыбельные, но ничего не помогало. На третьем часу гениальное решение всё-таки пришло и я вытряхнула из прикроватной тумбочки тюбик со снотворным, завалявшийся в куче хлама, типа старых конфет, вязальных спиц, карманного зеркальца и сборника рецептов печенья. Последний раз снотворное пригодилось мне ещё на пятом курсе, и теперь почти заросло мхом. Дерзко предположив, что утро вечера мудренее, я щедро отсыпала себе три таблетки, немедленно выпила и уставилась в потолок в ожидании.

Из потолка на меня смотрел глаз. И ещё один. И ещё два. Несколько десятков глаз смотрели в мои собственные полные бешеного ужаса глаза.

Я попыталась закричать, но вышел какой-то слабый стон. Выпутавшись из одеяла, я свалилась с кровати на пол. Комната вокруг меня поплыла – а зачем я, интересно, выпила три таблетки, чем мне не угодила одна? Изо всех сил старалась сфокусировать взгляд, но всё вокруг было видно как через запотевшее стекло. На подгибающихся ногах я на ощупь добралась до ванны, включила холодную воду и засунула под неё голову. И даже не почувствовала холода.

Последнее, что я помню, это маленький карий глаз, смотрящий на меня со стиральной машины. За его удивлённым взглядом последовала темнота.

***

Мне доводилось просыпаться с чудовищным похмельем и после операции под общим наркозом. Моё пробуждение на полу в коридоре не имело ничего общего с теми ощущениями. Скорее это было похоже на пробуждение после столкновения с поездом. Посреди завалов какого-то хлама я первые несколько секунд вообще не могла понять, жива ли, и если да – то правда ли это хорошая новость.