– И всё же?
– Не угадал с приказом отторжения, слишком рано поставил.
Первый хмыкнул.
– Проблема неофитов в невозможности толком контролировать расход энергии. Сколько есть, столько и выплёскиваете. Впрочем, и адепты от вас недалеко ушли.
Я принялся работать с небесной силой – впитывал её, стягивал к солнечному сплетению и выталкивал вовне в такт сердцебиению. Стало самую малость легче, и хоть ворочать челюстью нисколько не хотелось, всё же спросил:
– Делать-то мне что?
– Постоянно удерживай отторжение.
– Не-а. Спекусь.
– Балбес! – вздохнул сосед. – Не рви жилы, тяни и трать энергию потихоньку. А как ощутишь давление на приказ, так и начинай работать в полную силу. И крутись, подставляй их друг другу под удар.
– Сложно, – вздохнул я.
– Скоро начнёшь чувствовать момент атаки, – уверил меня Первый и с некоторым даже сомнением добавил: – Если раньше не прикончат.
– А другие начинали? – спросил я. – Я ведь здесь не первый такой, да?
Мой сосед по каземату помолчал немного, затем сказал:
– На ударном приказе половина отсеялась. – И посоветовал: – Береги голову!
– А дальше что будет? К чему готовиться?
– К земле, – буркнул Первый, и больше из него не получилось вытянуть ни слова.
Впрочем, совет в любом случае оказался отнюдь не лишён смысла. Нет, не о земле, а о голове. Если большинство воспитанников освоило ударный приказ далеко не лучшим образом и било как придётся, то редкие самородки-таланты будто намеренно задались целью меня обезглавить. Если б не отторжение, то и обезглавили бы, а так за седмицу в госпиталь только трижды наведывался и то всякий раз добирался до него своим ходом. Травмы были не слишком серьёзные: два перелома и совсем уж пустяковый вывих.
Ну а потом меня в госпиталь принесли. Нет, я не оплошал, и чужой приказ не оказался столь силён, что превозмог мою защиту – такое случалось время от времени, но к серьёзным увечьям не приводило. Просто один из неофитов ударил не в свою очередь. И да – это был Овод. Всю тренировку я старался не выпускать его из поля зрения и в итоге всё же зевнул.
Хлоп! И нет меня. Ничего больше нет.
– Нет-нет-нет, юноша! Вы мне бросьте тут кровью истекать! – услышал я, вынырнув из мрака беспамятства.
Точнее – начав выныривать, поскольку окончательно очнуться так и не сумел. Было слишком больно даже просто существовать, не то что думать или тем паче говорить.
В руку мне вложили ледяной шарик, он начал истаивать, шипеть и дёргаться, одновременно по телу прокатилась живительная волна, и я судорожно стиснул пальцы, не желая случайно столь замечательную штукенцию упустить.
– Так-то лучше, – заметил врач и окликнул ассистента: – Ну-с, Лучезар, полюбуйся на это месиво! Не вижу смысла приводить лицо в порядок, чтобы потом снова всё ломать!
Я вроде как даже веки разлепить сумел, но всё равно ни черта не разглядел. Одни только цветные пятна перед глазами мелькали.
– Ещё слишком рано! – возразил врачу паренёк. – Он не готов!
– Нет причин делать одну и ту же работу дважды! Сейчас момент наиболее благоприятен! – отрезал Грай и обратился уже ко мне: – Так вот, юноша: жить хотите?
Вопрос поставил в тупик. Нет, ответ на него был очевидней некуда, просто я оказался не в состоянии вытолкнуть из себя ни слова – горло будто ватой забили. И не пошевелиться – только кисти и слушались.
– Левая рука. Растопырьте пальцы в знак согласия, в противном случае сожмите кулак, – подсказал врач. – И жить – это не только сегодня и, возможно, завтра. А в принципе. Хотите стать адептом и покинуть приют? Это реально устроить.
Я ничегошеньки в происходящем не понимал, но пальцы растопырил.