Пожилая женщина уткнулась лицом в белый фартук. Адель притихла, не дыша ожидая продолжения. Она уже поняла что в монастыре случилось что-то ужасное. может Брена сгорела или кто из монашек? Девушка сгораемая от волнения тронула старушку за плечо. Матушка Мария подняла на нее покрасневшие глаза.
– Ах, дитятко, ты сиротинушка! Они ведь все, все как один угорели. Чесовенка-то каменная была, а крылечко деревянное. Как оно сгорело, так вход бревнами и завалило… – на несколько минут в комнате наступила гнетущая тишина. Потом хозяйка снова продолжила свой рассказ. – Когда бандиты то вороты сломали у них аж волосы от ужаса дыбом встали. Они весь монастырь обошли – никого. А уж как в часовенку заглянули… граф то наш, он попугать хотел… они в туже ночь и ушли, даже трупы трогать не стали. Говорят Лютый приказал ничего из монастыря не брать, но видимо его не больно послушали… Наши мужики вчера ходили, там все перевернуто… – старушка все говорила и говорила.
Адель ее уже не слушала. Как такое могло случиться что никого не осталось в живых? Только несколько дней назад она помогала матушке Гулии сушить траву, смеялась над неуклюжестью великанши Гретты, которая утром споткнулась о грабли, учила греческий с матушкой Ефросиньей. Сначала Адель сидела тихо. До нее никак не доходил смысл сказанного. Мертвы, все мертвы! Да этого просто не могло быть! А вредные девчонки, сверстницы самой Адель, а мать Атавия, надменная, гордая, живая… – слезы потекли сами собой, тихие слезы горя. Но когда перед глазами встало лицо Брены, такое до боли родное, Аделаида уже не сдержалась. Тело девочки сотряслось рыданиями. Она плакала и плакала вымещая горе и отчаянье в соломенный полусгнивший тюфяк. Матушка Мария попыталась ее уговорить, но поняв что ребенок ее не слышит, старушка вздыхая вышла из комнаты. Когда она вернулась неся теплый мятный отвар Адель уже спала. Следующие несколько дней девочка провела в полудреме. Ее затуманенное болезнью и горем сознание то погружалось в сон, то не на долго возвращалось в маленькую жарко натопленную комнату.
Адель проснулась от шума, доносившегося с улицы. Слышались громкие голоса, ржание лошадей.
– Неужели снова вернулась банда? – с испугом подумала она и стала озираться кругом в поисках какого-нибудь оружия.
Но кроме глиняного кувшина с водой, ничего больше не было. Через полчаса в комнату вошла матушка Мария неся в руках миску с дымящимся бульоном.
– Уже проснулась? Вот и ладненько, – улыбнулась она, но заметив страх в детских глазах, поспешила успокоить больную. – Не бойся, голубушка! Это свои… договорить ей не дала невестка пулей влетевшая в комнату. Глаза ее блестели. Было видно что ее распирало от новостей. Она с порога начала тараторить:
– Король наш, армию прислала с душегубами поквитаться. Конных, пеших нагнали. Кони у всех чернющие. Рыцарей тьма! Все разряжены, доспехи блестят, аж глазам больно. Особенно их главный ох, как хорош…хорош… – она была в таком возбуждении, что начала проглатывать слова, но взглянув на осуждающее лицо свекрови чуть успокоилась. – Наши девки с ума посходили. Говорят кузен самого короля. Принеслись как черти, ах лошади в мыле. Жаль только опоздали они… их главный как узнал что в монастыре никого в живых не осталось, так чуть с коня не упал, посерел весь. Они ведь тоже за какой-то девицей приехали. Все по камешку там перебрали. Видимо та дамочка, что у монашек жила и вправду важной птицей оказалась. Так уж этот раскрасавиц герцог рассвирепел, чуть наших мужиков не зарубил, да одумался.
– Может монашка ему родственницей была? – здраво предположила старушка и оставив на столике бульон вышла из комнаты, прихватив с собой невестку. Добавила только с порога:-Ты только, голубушка, в окошко не высовывайся. Солдаты то королевские, а кое в чем похуже бандитов будут. Коли тебя заприметят пиши пропало. Я дверь то на всякий случай на щеколду закрою.