Р-раз… Я не могла не смотреть.

В том, как меняется, одновременно выворачиваясь и преображаясь, тело – было что-то пугающе-противоестественное и, вместе с тем, восхитительное. Тем более, когда волки не пытались эту трансформацию сдержать, волной перетекая из одной формы в другую. Завораживало. Безумно…

А Косак… Зараза! Я только потом поняла, что он стоит рядом и ждет, пока я насмотрюсь. Молча, никак не комментируя, только хитро ухмыляясь в бороду.

– Вот, держи, – сказал он, когда волки скрылись в темноте. – Тут в папке карты и карандаши, попробуй обозначить всю магию, какую ты видишь.

Это было непросто, особенно в темноте, но Косак помогал мне, подсвечивая фонариком через плечо, показывая, объясняя. Одна я бы не справилась. Он показал то место, где мы сейчас находимся, а то я долго сориентироваться не могла, показал ту отвесную скалу впереди, то место, где исчезли следы мага Магнуса. Я рисовала прямо на карте, высунув от усердия язык… Косак сказал, что на этих картах можно рисовать, они специально для этого и сделаны.

Потом начала наносить энергетические поля – так, как я это чувствую, хотя в темноте местность не разглядеть. Ничего, потом разберемся, пока хотя бы примерно оценить, где источник, где явные искривления силовых линий.

Косак стоял чуть сзади, с фонариком, заглядывая мне через плечо. Так близко… но не касаясь… вернее, только изредка чуть касаясь плеча или локтя, но это… Я чувствовала его дыхание у самого уха. Его тепло. Внезапно поняла, что замерзла, пальцы не гнутся, и так хочется прижаться к этому теплу… погреться… просто погреться… ох, шушак его задери! Вот этого точно делать не стоит. Я на работе.

И вообще, говорил же он мне – одеваться теплее, а я не послушалась! Здесь намного холоднее, чем я привыкла в городе летней ночью. И какое счастье, что я ботинках, а не в своих босоножках, в них я бы тут точно околела…

Теплое дыхание мне в ухо… и, кажется, дыхание чуть-чуть чаще становится.

А пальцы, замерзнув, слушаются плохо, неудобно рисовать. И… хрясь!

У меня сломался карандаш.

– Ой…

Выдохнула я. Мне показалось, Косак тоже чуть с облегчением выдохнул.

– Давай я тебе поточу, – он отобрал у меня карандаш, отошел в сторону. Достал нож.

Я немного подышала на пальцы.

– Замерзла? – глянул на меня.

Я так хотела сказать, что нет, но тут, кажется, еще дождь начинал накрапывать. Совсем немного, но теплее от этого не становилось. Пока он стоял рядом, почти нависая надо мной, я не чувствовала этого так явно, он меня прикрывал, да и думала я все о чем-то не о том, а теперь ветер задувал под куртку и пробирал до костей.

– Немного, – призналась я. – Ничего, я… согреюсь…

Поздно, что теперь делать? Домой меня за теплым свитером не отправить.

Косак посмотрел вверх на небо, потом на меня, всю съежившуюся.

Я потерла одну ногу о другую…

И так невольно, с надеждой, покосилась на сложенную одежду и куртки. Волки все равно убежали и им не надо, а мне бы погреться… Или не стоит так? То, что я знаю про восприятие оборотнями запахов… Одежда потом долго будет пахнуть мной. А надо ли оно мне, снова отбиваться?

Косак отобрал у меня карты, сказал: хватит, а то сейчас дождь начнется, все намокнет. Сказал: запомни, потом зарисуешь. Достал из рюкзака клеенку, укрыл рюкзак и вещи.

А потом вдруг взял, снял свою куртку и накинул на меня.

– Да вы что? А вы как же? – я от неожиданности даже слегка испугалась.

– Я волк, Адель, – Косак очень спокойно, словно с ребенком, всунул мои руки в рукава, натянул мне на голову капюшон. – Мне, конечно, в куртке теплее и удобнее, но я могу на снегу спать, и ничего не будет. А ты простудишься и заболеешь, и никакой работы потом. Так что не спорь.