Обе – Сёстры Пустоты. В будущем, разумеется. А пока что ни одна об этом даже не догадывалась.

– Мои хорошие! Хорошие! – Беата обняла девушек, наблюдая в их глазах сладкую поволоку. – Что у нас нынче в женском уголке? Школа? Мужья?

– Шесты стоят как вкопанные, – бодро сообщила Ная. Посмотрела на подругу: – Расскажи ей, Эли, ну же, давай!

Эли, потупив глаза, сбивчиво заговорила:

– Я всё сделала, как ты велела, Беата. Подошла к нему вечером и не стала говорить обо всех этих женских мелочах, от которых он обычно сходит с ума. Я взяла платочек, что ты дала, и ткнула Коте в лицо. Он пришел в бешенство, заявил, что переломает мне все кости, а потом… потом он… – Она перевела дух. – Он на меня накинулся, но не ударил, а потащил в спальню. И там пыхтел, пока я не…

– Она кончила! – взвизгнула Ная, притопывая на месте. – Наша мышка достигла главного семейного огонька!

– Я почувствовала себя… неприлично новобрачной, – робко добавила Эли. Ее щёки так и пылали.

Тут уж все расхохотались.

Правда, Беата с трудом держала себя в руках. Идиот из собачьей будки израсходовал ее дневной лимит терпения на глупости. А подобные разговоры определенно к ним относились. Особенно если приходилось выслушивать Эли, называвшую ласковым прозвищем «Котя» того ублюдка, что оставил ей трещину на бедре, прижег зажигалкой руку за чересчур горячий обед и по меньшей мере пару раз отправил в больницу.

– Но я не понимаю, Беата, – прошептала Эли, смотря с невысказанной мольбой. – Теперь Котя вообще не встает. После… ну, после этого он не двигается… Только дышит и молчит. Я вызвала к нему Пасвинтера, нашего участкового врача, и этим утром…

– И падал свет иных планет, – устало произнесла Беата ключевую фразу.

Разумеется, всё можно было сделать по старинке, с помощью феромонов или того же поцелуя, но внушение в долгосрочной перспективе давало куда больше преимуществ. Никаких тебе лишних хлопот: человек, раз получивший команду, безупречно исполнит ее не единожды.

Глаза девушек остекленели, а сами они разбрелись по цеху. Эли с мечтательным выражением на лице, оставшимся после сами-знаете-чего, отправилась запирать двери, а Ная вышла в центр цеха и подняла правую руку.

Этот жест тоже был триггером, только предназначался он охранникам в дежурном пункте. В эту самую секунду они обесточивали пульт видеонаблюдения. Всех случайно заглянувших зевак ожидал бы абсолютно вменяемый ответ: «Да, проблемы с энергопитанием. Нет, помощь не требуется. Всё сделаем сами». И так вплоть до требования покинуть охраняемую зону.

Беата между тем направилась к трем огромным резервуарам. Каждый хранил в себе свыше пятидесяти тысяч литров молока – после того как оно было очищено от механических включений в здоровенных сепараторах. Описанию все эти конструкции поддавались с трудом, напоминая нагромождение баков, щитов и серебристых труб.

Наконец девушки подошли к Беате. Ная сняла с ее головы бандану и бережно погладила рассыпавшиеся тяжелые волосы. Эли скинула с Чёрной Матери стерильный халатик и высвободила из платья. Поцеловала белоснежное плечо. Потом девушки стянули с нее трусики, такие же черные, как и ее волосы, и Беата просто вышла из них.

Поддерживаемая мягкими касаниями девушек, Беата поднялась по лесенке крайнего левого резервуара.

Молочная гладь была девственной и спокойной. Крошечное смотровое окошко позволяло лишний раз убедиться в чистоте продукта. Иной раз всплывший комок сливок или жира мог сказать специалисту куда больше, чем часовой замер.

Без каких-либо усилий Беата открыла технический люк. Эли и Ная остались внизу, следя за ее действиями взглядами осоловевших коров. В них было слишком мало крови Чёрной Матери, чтобы они без промедления пополнили ряды Сестёр Пустоты, но всё же достаточно, чтобы они сыграли свою роль, когда придет время.