Ты не представляешь себе, насколько это сложно – смотреть в глаза. Ты сейчас, конечно, скептически улыбнешься и скажешь, что только вчера утром этот фокус был провернут тобой миллион раз. Твоя правда. Вот только что было в тех глазах? Гнев, страсть, тоска, восхищение, презрение, наконец? Нет. Я готов спорить, что там не было даже банального безразличия. Это были просто мимолетные встречи. Как встречаются на ночной дороге фары двух машин. Нет, я серьезно – возьми и попробуй посмотреть кому-нибудь в глаза. Но обязательно так, чтобы заглянуть в душу. А еще лучше так, чтобы он или она могли заглянуть в твою. Это почти нереально. Это требует какого-то особого, я бы даже сказал, сакрального доверия. Что там секс?! Куда там общим кровавым тайнам! Для того чтобы по-настоящему осмелиться посмотреть кому-то в глаза, нужно, чтобы глаза эти искали твои глаза. А это безумно сложно. Это почти невозможно, как невозможны мир во всем мире или удачное признание в первой любви. А ведь, казалось бы, что может быть проще – встретиться взглядом и не отводить его чуть дольше, чем обычно…
Тогда он заглянул в ее глаза, как ему казалось, в последний раз в жизни. Ушел с головой. Почти утонул, не оставив себе шанса на еще один вдох. А потом он пропал. Резко. Оборвав все связи. Ходили слухи, что он нещадно пил. Кто-то говорил, что он бросил все и уехал куда-то на восток – то ли для того, чтобы постигать смысл бытия, то ли для того, чтобы лишний раз не встречать уже однажды постигнутый. В реальности же он просто закрылся, как закрывается старый магазин на углу улицы какого-нибудь спального района – без объявления, просто сняв вывеску и заклеив витрины старыми газетами. Нельзя сказать, что он жил. Жить с постоянной жгучей болью в груди непросто. Он, скорее, существовал, привыкая к этой боли и сливая дни в сплошную, лишенную красок массу, которую многие по привычке или по недоразумению и считают жизнью. Полной противоположностью этого были его сны. Насыщенные. Цветные. Где он еще весел и свеж. Где она не отводит взгляд и улыбается, мило склонив голову к плечу. Где руки ощущают трепетное тепло. Где сердце бьется спокойно и ровно. Где стук сердца каким-то магическим образом разливается по темной комнате ритмичными ударами в закрытую когда-то дверь.
Короткое, но яркое путешествие в город, где сбываются чьи-то мечты
Воображение, если задуматься, очень мощная штука! Стоит увидеть где-нибудь слово «Париж», как подсознание тут же услужливо подсовывает образ Эйфелевой башни. А говорить о том, что творит в черепной коробке словосочетание «вечер в Париже», даже смысла нет! Там и массивные стальные конструкции символа французской столицы, окрашенные багряным закатом, и утопающее в зелени Марсово поле, и гудящие как улей Йенский мост через Сену на пару с набережной Бранли, и снующие по Сене кораблики, которые, несмотря на не погасший еще солнечный свет, начинают украшать себя мириадами фонарей, и даже неизвестно откуда льющаяся надрывная аккордеонная мелодия в комплекте с хриплым женским вокалом, затягивающим что-то о неразделенной любви и совсем неуместном к нарисованной нами картине падающем снеге. Хотя мы же с вами французского в подавляющем большинстве не знаем, поэтому полная бессмысленности ожидания фраза «Tombe la neige», написанная Сальваторе Адамо на клочке бумаги в далеком 1963 году, для нас просто приятный уху звук. Да и по Парижу гуляли далеко не все, так что откуда чего берется – непонятно!
Париж красив – с этим сложно спорить. Особенно если удастся застать тот уникальный миг на пороге зимнего солнцестояния, когда лениво всплывающее из-за остывшего за ночь горизонта солнце вычерчивает багряным пламенем стоящую вдалеке от Большого дворца на Елисейских полях Триумфальную арку. Немногочисленные машины еще не режут слух разноголосым утренним пробочным гвалтом, а прохожие, только что проснувшиеся или еще не успевшие уснуть, несут на лицах безумную ни к кому и ни к чему не обращенную улыбку.