***

Всё вроде бы указывало на подозреваемого, все нити сходились к нему. И, тем не менее, что-то Алекса беспокоило, но он ничего определённого не мог сказать. Он забрал картину, которая была практически закончена, оставалось только внести несколько завершающих штрихов, и стал разглядывать пейзаж, изображённый художником в таких подробностях. Картина стояла в его гостиничном номере на подрамнике, и Алекс расхаживал возле неё, совершая круг за кругом по комнате и размышляя. Могли ли события сложиться по-иному, чем их представило следствие? Что могло подтолкнуть следствие к другой версии, вступающей в противоречие с официальной? Показания мадам Цорн, орудие убийства, свидетели – всё подтверждает изначальную и единственную версию. Но почему тогда предполагаемый убийца совершил своё преступление так явно и вызывающе? Хотел показать всему миру, что не боится наказания, что ему настолько важно отомстить и что ему наплевать на все предосторожности? Даже если так, то почему он отказывается признать свою вину?

Помимо непосредственного свидетеля – жены убитого, которая пребывала в трауре и по советам врачей никого не принимала, у этого преступления был ещё один свидетель. Немой и не привлекающий особого внимания. Вот эта картина. Что она могла рассказать о преступлении? Если она что-то могла, разумеется.

Не придумав ничего лучшего, Алекс отправился вместе с картиной в башню. Администрация музея захотела получить с него оплату дневной аренды, но у Алекса не было столь солидной суммы, и ему удалось договориться о том, что ему дадут возможность полюбоваться перед отъездом ещё раз на открывающиеся с башни окрестности острова, только на один час и не более. Нехотя, но ему всё-таки разрешили.

Алекс поднялся на башню, прислонил картину к стене и стал выбирать место, с которого рисующему мог открываться такой вид, который был изображён на картине. Наконец, ему удалось обнаружить подходящий ракурс. В проёме окна, противоположного к входу в башню. Именно с этого места художник мог видеть похожий фрагмент пейзажа. Значит, если художник смотрел в окно, он не мог в то же самое время видеть входящего. Однако и показания жены, и место на голове покойного, в которое попала пуля, указывали на то, что убитый во время выстрела повернулся в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. «Допустим, что так, – соображал Алекс. – Мсье Цорна окликнули, и он повернулся в сторону пришедшего, то есть в сторону выхода из башни, и тогда его убили. Положение тела, кстати, тоже это подтверждает. Обернулся и получил пулю. Так-так».

Разрешённое время пребывания на башне подходило к завершению, и у Алекса опустились руки. «Ну что ж, взгляну последний раз на окружающую красоту, – рассудил Алекс, – а она действительно достойна всяческих похвал – и отправлюсь восвояси».

Он выглянул из окна, вдохнул морской воздух, смешанный с запахами цветов и пищи, приготовленной в ближайших жилищах, достал короткую подзорную трубу и… Что-то в этом пейзаже его не устроило. Он обернулся к картине, вгляделся в неё, и что же? – Так и есть. Картина не соответствовала пейзажу. Или пейзаж картине. Они не соответствовали друг другу в одной малости, на которую никто до Алекса не обратил внимания.

На картине был изображён вид, который открывался из окна, куда в данный момент смотрел Алекс: прямо простирались морские дали, слева были видны освещённые солнцем деревья с густыми зелёными кронами, а за ними извилистая дорога, по которой желающие могли добраться до пляжа у подножия скал, а справа хорошо просматривался скалистый участок, иначе говоря, склон, поднимающийся вверх и покрытый камнями и невысокими кустами. Так вот, на этом склоне явно не хватало одного камня или куста, который был на картине, а в реальности отсутствовал. Куда он мог подеваться?