4».

После знакомства с органом я стала читать про заболевания и ужаснулась. Спектр широк: от панкреатита до рака. Существует более двадцати видов злокачественных образований поджелудочной. «В зависимости от расположения опухоли она может вызывать разные симптомы, поскольку поджелудочная железа в разных местах граничит с разными органами. Из экзокринных клеток развиваются аденокарциномы, из эндокринных – нейроэндокринные опухоли. Диагностика и подходы к лечению этих опухолей сильно различаются. Вокруг поджелудочной железы, как и вокруг других органов, много лимфатических узлов. От расположения опухоли зависит, в какие узлы могут распространиться опухолевые клетки. Например, от головки поджелудочной отток идет в лимфоузлы, расположенные рядом с желудком и печенью, от тела и хвоста – в лимфоузлы возле печеночной и селезеночной артерий, аорты».

Прогнозы неутешительные. Если у мамы и правда злокачественная опухоль, то предстоит удаление всего органа и нескольких ближайших. Загвоздка в том, что верифицировать диагноз можно лишь по результатам гистологического исследования, а врач не взял биоматериал во время операции. И что теперь делать?

18 мая, четверг

Утром от начальницы я узнала, что маму перевели в хирургическое отделение, и мы с Никитой поехали к ней в палату, прихватив её сумку с телефоном и косметичкой. В два часа дня охранник нас не пустил, сославшись на то, что у больных тихий час. Я подумала, что он у них регулярно, но промолчала. Спасибо и на том, что мужчина разрешил нам оставить под столом банку с бульоном, который я часом ранее сварила. Мы пошли в психдиспансер за рецептом на снотворное для бабушки. Я, как всегда, перепутала адрес. Вместо шестьдесят второго дома мы ломились в пятьдесят второй и требовали психиатра по фамилии, которую мама указала в записке. Стресс не щадит никого. Зато в туалет в этом здании сходила.

Я думала, меня подводит карта на телефоне, а в итоге подвела собственная память. Дурная привычка – думать, что всегда права. После неудачи я посмотрела верный адрес, и мы нашли психдиспансер. Здание вижу впервые за годы проживания в городе. Внутри тем более не была. Атмосфера даже в регистратуре весьма престранная. Персонал такой нервный, что страшно под руку попадаться. После долгих объяснений, что моя мама, которая приходила за рецептами для моей бабушки, сейчас лежит в больнице, поэтому пришла я, мне выдали медкарту и сказали, в какой кабинет обратиться. Просидели с Никитой под дверью около часа, получили заветную бумажку и свалили с облегчением обратно к маме.

Палату мы нашли по наводке медсестры, а номер мне утром сообщила мамина начальница, потому что она поддерживает связь с врачом. Здесь оказалось ещё менее комфортно, а обстановка ещё более удручающая, чем в реанимации. Шесть женщин, четыре из которых переговариваются между собой, смеются и охают от боли. Одна старушка и наша мама – единственные лежачие пациентки.

Я налила маме в стакан тёплый бульон из литровой банки. Неделю она пила только воду и чай из столовой. Чтобы узнать, чем ей сейчас можно питаться, я пошла в ординаторскую к лечащему врачу. Оперирующий по сравнению с этим – душка. Когда я постучала и открыла дверь, он сидел, запрокинув ногу на ногу и залипая в телефон.

– Ближе к делу! – перебил он, когда я стала вкратце пересказывать мамину историю болезни. – Я не справочное бюро.

Вот же какая болтушка! Подумаешь, ввела в курс дела, назвала имя и фамилию, сказала, что маму утром перевели из реанимации после оперативного вмешательства…

– Так чем кормить можно? – сократила я.