– Арти, что делаешь? – настороженно спросила Соня.

– Хочу свет дать.

– Думаешь, стоит?..

– Для стражей это не имеет значения, – ответил я, – они не по свету ориентируются. Но это имеет для нас. К тому же, мы за дверью.

Соня промолчала.

Я оторвал одну спичку. Чиркнул по полосе. Посыпались искры. Со второго раза удалось добыть огонь. Я взял одну из свечей и запалил фитиль.

– Как-то тут слишком… – произнесла Соня, оглядывая комнату, где мы оказались.

– Порядок? – добавил я.

– Да! – кивнула напарница, – точно. Для могилы, где происходило массовое убийство…

– Это ни о чём не говорит, – сказал я, – может, просто это помещение не задели.

– Да, – согласилась Соня, – возможно.

Я подошёл к двери. Она оказалась довольно интересной и даже странной конструкции: вместо петель дверное полотно было подвешено на полосе чего-то, напоминающего то ли кожу, то ли резину. Скорее, первое, раз она провисела так долго. Никаких петель не было в помине. Зато по краю двери, закрывая щели, шёл уплотнитель, из такого же материала, на котором держалась дверь.

– Я прилягу, – сказала Соня, указывая на голую кровать в углу комнаты, – ты не против?

– Конечно, – кивнул я, – только осторожно. Без шума. Проверь сначала, что она держит.

Кровать оказалась довольно прочной. Соня осторожно легла на неё и вытянула ноги.

– Как же мерзко-то, – вздохнула она, – Арти, когда поймаем этого говнюка, я ему…

Дальше последовала такая тирада, которую я никак не ожидал от обычно спокойной и человеколюбивой Сони. Видимо, у каждого есть свой предел. После нескольких особенно удачных пассажей мне даже стало немного жаль Павла.

– Я бы ещё с Эльвирой серьёзно поговорил, – добавил я, когда Соня закончила, – по кадровым вопросам.

– О, и это тоже! – кивнула напарница, – но сначала этому…

И она повторила одну из операций, которую твёрдо намеревалась проделать над Павлом.

– Хорошо. Я подержу если что, – добавил я.

– Спасибо. Ты настоящий друг.

Соня закрыла глаза. А я взял свечку и ещё раз внимательно осмотрел помещение.

На стеллаже, среди бесполезных штуковин, вроде пресс-папье, коробок, степлеров и прочего хлама, я обнаружил кое-что интересное. Нож. Даже довольно острый.

Довольно ухмыльнувшись, я взял оружие. С ним как-то спокойнее. Против стражей не поможет, конечно – но хоть изобразить видимость борьбы будет можно.

Я продолжил осмотр. И обнаружил в ящике стола несколько старых, выцветших фотографий. На одной из них я обнаружил уже знакомое мне лицо. Внизу фотографии была надпись, выполненная готическим шрифтом: August Stauch, 1933.

– Что? – вдруг спросила Соня, будто что-то почувствовав, – что там, Арти?

– Да так…

– У тебя спина дёрнулась.

– Фото мужика, с которым я виделся в гостинице в столице, – решил признаться я, – датированное тысяча девятьсот тридцать третьим годом.

– Ох… – выдохнула Соня.

– Угу, – кивнул я.

– Ладно. Разберёмся… слушай, надо бы время знать… чтобы рассвет не проспать… – сказала напарница.

– Ничего. Я почувствую, когда будет безопасно.

– Точно?

– Точно.

Однако через пару часов я почувствовал что-то совсем иное. Это было как отчётливое ощущение чужого присутствия. Совсем рядом, за дверью.

Соню, которая тихонько посапывала на кровати, я решил не трогать. Но на всякий случай неслышным выдохом погасил свечу.

Прошло несколько минут прежде, чем я снова начал видеть крошечные светящиеся точки под потолком.

А ещё я вдруг услышал – едва-едва, на самой границе слуха – будто что-то массивное переминается. Объёмный вдох и выдох. Дышат ли стражи? Понятия не имею. Возможно.

Я сам в этот момент дышать разучился. Казалось, что воздух входит в ноздри со страшным грохотом.