Чтобы скоротать время в ожидании своей очереди, москвичи вели разговоры на животрепещущие темы.

– Вчера в угловом скумбрию давали. Консервы. По рыбным карточкам.

– Не знала. За скумбрией я бы постояла.

– Говорят, очередь на три часа была.

– Это еще что! За тушенкой и по пять часов стояли, когда давали.

– А на той неделе в Елисеевский крабов завезли! Консервы, разумеется, – включилась в обсуждение симпатичная дама в малиновом берете, стоявшая в очереди с сыном-подростком. – Так продавцы понять никак не могли, по каким карточкам их продавать. Как рыбу или как мясо?

– Ну да! Краб, как говорится, ни рыба ни мясо! – хохотнул старик в треухе.

Вслед за ним и другие заулыбались, засмеялись. Очередь оживилась.

– Так и не смогла я купить деликатес… – вздохнула дама.

– Да на что они нужны, крабы эти? Не купила – зато деньги целее будут, – выразила свое компетентное мнение старушка в клетчатом платке. – А вот за тушенкой постояла бы!

– Постоять-то можно. Если достоишься. Дней десять назад около Центрального телеграфа на улице Горького[10] бомба упала! Слышали? – вступила в разговор баба в плюшевой душегрейке. – У меня там золовка в очереди за продуктами была. Ей-то повезло – только контузило немного. А народу вокруг поубивало и покалечило – страсть! И никакого тебе объявления воздушной тревоги – бац, и всё!

Помолчали. Каждый думал о своем и о своих.

– Вчера опять бомбили район Павелецкого вокзала. Знаете? – вполголоса заговорила пожилая женщина в черном платке, обращаясь к своей соседке.

– И бомбы всё бросали какие-то тяжеленные. Говорят, полтонны, а то и целая тонна! – поддержала разговор баба в душегрейке. – Когда такая падает, даже в метро, в бомбоубежище, земля из-под ног уходит.

– А у наших соседей квартиру обнесли. Они только позавчера в эвакуацию – а эти тут как тут!

– Кому – война, а кому – мать родна! Шакалы! Волки ненасытные!

– Нам-то еще ничего, – продолжила разговор молодка. – Здесь постоишь пару часов – и отоваришь карточки, а вот в Ленинграде уже настоящий голод. Склады Бадаевские еще восьмого сентября немцы сожгли. Бомбили до тех пор, пока все не загорелось. А потом, в тот же день, полностью город блокировали.

– Ужас какой! Нелюди! – отозвалась женщина в черном платке. – Видно, план у них такой был! Чтобы, значит, всех людей без еды оставить!

Все притихли, задумались.

Пока Надя стояла в очереди, она лихорадочно обшаривала карманы, чтобы найти хоть какую-то мелочь. О том, чтобы дотащить до дома полутораметровое бревно, не могло быть и речи. К счастью, деньги – их оказалось, правда, совсем немного – у нее нашлись.

Потом пришлось торговаться с мужиками, которые пилили и кололи дрова. Те – пусть и не сразу – согласились сделать ей скидку. Сердобольная старушка из очереди поделилась с Надей веревкой, чтобы та могла связать поленья. Всё, что ей накололи, унести не удалось, часть пришлось оставить. Конечно, желающие прибрать бесхозные дрова к рукам нашлись моментально.

А Надя пошла домой.

…На ступеньках лестницы – выше своей квартиры – она увидела Марусю, семилетнюю Юркину сестренку. От нечего делать девочка смотрелась в маленькое круглое зеркальце и строила сама себе забавные рожицы.

– Марусь, а ты что здесь делаешь?

Надя запыхалась, пока поднималась по лестнице со своей поклажей. Она сбросила дрова на пол, дернула за ручку двери – та не открылась.

– Юрка велел тебя дождаться и ключи отдать. Он замок врезал. – Маруся сбежала вниз и протянула Наде ключи. – Говорит: хоть до ночи тут сиди, а дождись.

– Спасибо тебе, Маруся!

Она обняла девочку и взяла у нее ключи.

– Надь, а можно посмотреть, как вас обворовали? – заговорщицки, шепотом попросила Юркина сестра.