Над костром чабаны быстро подвесили котел с родниковой водой. И минут через сорок в нём уже доваривалась, нарезанная большими кусками, баранина. Вскоре отваренное мясо молодого ягнёнка выложили рядком на скатерти, а в кипящий бульон Вели осторожно высыпал кинияр, осторожно помешивая шумовкой по кругу, чтобы они не слиплись. Количество кинияр было рассчитано с математической точностью на всех чабанов, включая и тех, кто охранял отары ночью от нападения волков или скотокрадов. Вели шумовкой осторожно разложил по железным мискам чабанов сваренные кинияр.

– Хинкал готов! – весело крикнул бригадир.

Чабаны уселись вокруг скатерти, обильно подливая на хинкал катык с толчёным чесноком. Каждый брал по куску отварного мяса. Аромат стоял удивительный! Чабаны ели хинкал с таким аппетитом, что Вели про себя решил: с этого дня, когда позволит обстановка, готовить только тонко нарезанный хинкал.

– Да, дорогой племянник, ты стариков порадовал, – сказал дядя Махмуд, допивая бульон.

– А молодым, что, не понравилось? —полушутя спросил Вели.

– Вы что, дядя Вели! Нам ещё как понравилось! – ответил за всех молодой чабан.

– Сынок, а ну-ка иди сюда! – позвал Фархад буба молодого чабана, – ты когда в последний раз танцевал лезгинку?

– Только позавчера! – ответил молодой удин15, держась на почтительном расстоянии. Саша удин был крепкий, трудолюбивый парень лет тридцати. Он не захотел принять участие в братоубийственной войне азербайджанцев и армян в Нагорном Карабахе. Поэтому бежал в горы и стал чабаном. И, конечно же, тосковал по дому.

– Э, так дело не пойдет! Не давай грусти брать верх над собой! Надо танцевать сегодня, завтра, и послезавтра. И так до скончания века! – проговорил старый чабан.

Он прошёл всю войну. Участвовал в освобождении Вильнюса, Риги, Праги, дошел до Берлина и без единой царапины вернулся в родные горы. На груди старшего сержанта теснились боевые ордена и медали. Старый воин хорошо понимал, что не все оправились от последних безрадостных сообщений. Поэтому нельзя было опускать руки.

– Играй! – крикнул он старшему чабану. – Чего медлишь?! Играй!

Заиграла гармошка. Вслед начал выбивать ритмичную барабанную дробь дядя Серкер. Звуки зажигательной, искромётной лезгинки заполнили окрестности. Фархад буба встал, выпрямился и бодро прошёлся по кругу. Сделал красивый выпад вперёд, раскинув руки вверх, как гордый орёл, с пронзительным криком «Асса!» В круг вошёл дедушка Махмуд. Казалось, что танцует мужчина лет этак сорока пяти. А ведь танцор разменял шестой десяток! Настал черёд младших. Ну а молодость, есть молодость! Они были так стремительны и задорны, так лихи, что аплодирующие зрители не жалели ладоней и до хрипоты кричали «Асса!»

Во время наступившей паузы, при неярком свете костра, Вели прочитал заинтриговавшую его статью из независимой газеты «Молодой строитель» месячной давности. «Честное слово, засмеяли бы нас наши предки, лет сто назад никто бы не поверил, что внуки выбросят папахи, бурки, черкески отцов и дедов. Никому бы и в голову не пришло сказать, что в аулах замолкнут песни, что народ, давший миру лезгинку, разучится её танцевать». Все притихли, ожидая, что скажет об этом самый уважаемый среди них человек. Фархад буба молча курил свою трубку, о чём-то думая. Наконец, он заговорил уверенно и спокойно. Это передавалось и окружающим.

– В чём-то прав автор статьи, а в чём-то нет. Нельзя судить по десятке, сотне весь народ. Возможно, есть такие, что забывают наши обычаи, что разучились танцевать лезгинку. Но разве по нам, по вам, можно такое утверждать? Никак нет! – по-военному четко отчеканил Фархад буба, сам отвечая на свой вопрос.