Отец и сын прибыли к пастбищу на рассвете. Фархад поинтересовался обстановкой. Слава богу, ночь прошла без происшествий. Но молодой чабан явно что-то недоговаривал. Фархад посмотрел на сына:

– Иди, разберись, что там ночью случилось!

По пути Вели протянул большую торбу одному из чабанов:

– Это вам передала мама, дядя Махмуд!

– Что там, дорогой племянник?! – пожилой чабан сделал вид, что не догадывается, что находится в торбе.

– Ваш любимый лезгинский хинкал9, – весело ответил Вели. – Когда в пути будет привал, я вам такой хинкал приготовлю с сушеным мясом, с катыком10 и чесноком, что пальцы оближете!

– Э-э, дорогой мой, жаль, что я уже покушал. А то, после твоих слов, мне уже не терпится попробовать хинкал моей горячо любимой сестры, – ответил дядя Махмуд, укладывая торбу в свой хурджин.

– Ну, рассказывай, что там случилось! – строго спросил бригадир Вели молодого чабана, шедшего рядом с ним к отаре, опираясь на ерлыгу11. – Опять волки напали? Расплодилось их нынче!

– Нет, не волки то были! Это были неизвестные люди, они пришли с той стороны и были вооружены. Но наш дозор их вовремя заметил, – ответил, вместо младшего, старший чабан Ахмед, показывая в сторону границы…

Словно на расстоянии вытянутой руки, вдали, в лучах солнца, величаво сияли вечными снежными куполами Шахдаг и Шалбуздаг. По обе стороны Главного Кавказского хребта, в горах и на равнине, на берегу Каспийского моря, на своих же исторических землях, проживает народ – лезгины. В смутные 90-е годы, без учёта волеизъявления народа, лезгины оказались разделёнными пополам, как говорится – «по-живому»: одна половина в России – в Республике Дагестан, а другая оказалась под юрисдикцией Азербайджана.

Два раза в год Лезгистан12 приходит в особое движение, связанное с перегоном отар. Отгонное животноводство утвердилось здесь, как и во всём Дагестане, ещё с незапамятных времен. Весной, после праздника Яран Сувар13, овец перегоняли на высокогорные луга, по качеству травы не уступающие швейцарским Альпам. А осенью, наоборот, отары перегоняли зимовать на равнину в Муганскую степь Азербайджана.

Но наступили плохие времена. Как принято называть в народе – «лихие девяностые годы». В горах появились настоящие бандиты, которые не щадили людей, угоняли их овец, домашний скот. Пока пограничники еще не успели взять под свой контроль всю границу, особенно горные её участки. По этим лазейкам и проникали иногда бандиты. Но чаще, горцы давали им достойный отпор. При этом происходили ожесточенные столкновения и перестрелки. Теперь дорога в Муганскую степь была закрыта. И никто не знал, что делать. Не знали, что будет с их отарами и стадами. Оставаться зимой в горах, это было верной гибелью для мелкого и крупного рогатого скота. «Я позвоню главе муниципалитета», – хмуро сказал Вели, отходя к краю скалы. Глава муниципалитета не отвечал. В тревожном ожидании, чабаны, готовые к перегону, ходили, как говорят, «как в воду опущенные». Настроение было подпорчено последними новостями по радио. Глава муниципалитета не связался с чабанами ни через час, ни через день. Он был тяжело ранен неизвестными и находился под усиленной охраной в городской больнице города Дербента. Но откуда это было знать чабанам?! Сейчас решалась судьба их отар, а значит – их самих и их семей. Почему-то молчало министерство, словно страус, спрятав голову в песок при возникшей опасности. Неизвестно, куда подевались все эти ответственные и безответственные работники районных управлений сельского хозяйства.

Предстояло пережить еще одну тревожную ночь. Ярко горел костер, поддерживаемый пожилым чабаном, ответственным за это. «Давай, племянник, организуй нам тонко нарезанный лезгинский хинкал! Ты же обещал?!» – попросил Вели дядя Махмуд, доставая торбу с кинияр