Мать гремела на кухне посудой, когда раздался звонок в дверь, и Алёнка тотчас метнулась к выходу.

– Софочка, как я рада тебя видеть!

Ещё когда Алёнке было два годика, бабушка сказала ей:

– Какая я тебе бабушка! Я Софочка – так меня твой дед звал.

С тех пор минуло добрых семнадцать лет, но Алёнка звала бабушку Софочкой, как и её оставшиеся в живых подружки.

– Я тебя тоже. Хотя и сердита на тебя: совсем ко мне ездить перестала.

– Софочка, прости… мне просто некогда.

– Доброго здравия вам, Софья Андреевна, – поприветствовав тёщу, Михаил вышел из кухни и помог снять каракулевую шубу с худеньких плеч женщины.

– Да не больно-то добрый, раз пришлось в такой холод тащиться. Нельзя, что ли, было машину за мной прислать? – заворчав, тёща пошла в наступление.

– Здравствуй, мама, – Лидия ткнулась ей губами в щёку. – Чай будешь?

– Буду, ведите меня в кухню да рассказывайте, что случилось, почему так срочно вызвали?

– А то вы, Софья Андреевна, не в курсе, что внучка ваша меньше чем через полгода вас прабабкой сделает, – уколол пробным выпадом Михаил Никифорович. – Да и байстрюк будет явно не из дворянского сословия.

– Это с каких пор дети героев войны у нас байстрюками считаются? – парировала укол тёща. Михаил думал, каким боком она сюда покойного тестя приплела, да та не дала ему опомниться: – А разве не геройство – за Родину воевать? Или ты, Миша, не знаешь, что наши войска в Афганистан вошли? Недосуг было твоему будущему зятю за женскую юбку прятаться. Вот вернётся – и распишутся.

До Лидии и Михаила стало доходить: а ведь и впрямь можно всем окружающим эту версию выдать, чтобы не перемывали они косточки ни им, ни дочери. А потом скажут, что, мол, погиб геройски. Пусть попробуют проверить... Михаил Никифорович сегодня попытался по своей обкомовской связи выйти на начальника училища. Его соединили, только тот сказал, что никогда такие здесь не учились. Гордеев давно себя таким глупцом не чувствовал... Ну ладно бы Санёк обманщиком был, а ведь Игоря-то Кузнецова Михаил сам видел в военной форме…

Может, тёща и права. Во всяком случае, не придётся Алёнку у родственников прятать – даже от души отлегло.

– Так, ладно, мама, давайте-ка уже по коньячку за внука героя, а то пересохло что-то от ваших нападок в горле, – просипел Михаил Никифорович, а Алёнка радостно бросилась на шею бабушке:

– Софочка, я так тебя люблю!

– Я тоже, – подмигнула ей Софья Андреевна.

Она со своим маленьким ростом опять оказалась на коне.

***

Виктору показалось странным, что Алёнка сторонится его. С лета они практически не встречались – так, пару раз ходили в кино и то на дневные сеансы. В сентябре он отдыхал с матерью на юге, и там познакомился с отчаянной девчонкой Любашей. Она который год приезжала на море одна, без всяких путёвок. Снимала квартиру и гуляла в своё удовольствие.

Он был у неё, в этой съёмной комнате – теснота ужасная и душ во дворе. Но зато вход отдельный, и хозяйка не спрашивает, про гостей.

По возвращении Алёнка, по сравнению с Любашей, показалась ему невероятно пресной. Только они даже не успели толком пообщаться: через пару дней она с родителями укатила на юг, потом весь ноябрь отказывалась от встреч с ним, объясняя нехваткой времени из-за загруженности по учёбе. Но сегодня он решил выяснить всё до конца.

До Нового года три дня осталось, а он до сих пор не знает, где и с кем встречать будет. Предки Славки Любимова дачу ему оставляют в полное распоряжение – хорошо бы туда попасть. И Алёнке со святостью своей пора расстаться, всё равно не в марте, так в июне поженятся.

Он подошёл к ней после второй пары: третьей не будет – преподаватель болен. Вот враньё-то… Все студенты знали, что Борис Иванович загулял. Предложил Виктор Алёнке сходить с ним в кафе-мороженое. Денег у него не было, но она сама не из бедных, так что он, послонявшись без дела целую пару, всё-таки дождался её.