Шум поднялся, надо сказать, невообразимый. Дядя Рубен, узнав о помощи Семена, расхваливал того на все лады и тряс руку. Тётя Лали нежно обнимала. Сестры Мариам шутили, а подоспевшая мать Кравца, не сдержав слез радости, уткнулась носом в его грудь и заплакала. В общем, родственники Мариам вели себя так, как и положено в дружной большой семье, где все друг о друге заботятся и переживают. Наверное, поэтому Краснов очень скоро почувствовал себя лишним на этом празднике. Что-то всколыхнулось у него внутри. Растревожилось. Под шумок Семён вышел на улицу. Хотелось проветрить голову… С моря дул промозглый холодный ветер. Краснов натянул капюшон, поднял повыше ворот куртки и пошел, не разбирая дороги. Куда-нибудь.

То, что в горах было снегом, здесь, на побережье, обернулось скорее ледяной моросью. Уклоняясь от острых жалящих, будто осы, льдинок, Сёма шел, низко-низко опустив голову, и вовсе не смотрел по сторонам. В какой-то подворотне поскользнулся и, лишь едва не свернув себе шею, осмотрелся. Наверное, этого стоило ожидать. Что он сюда вернется. Другой вопрос – со щитом, или на щите. Его мать была уверена, что ничего хорошего из него не выйдет. И даже когда Семен перебрался в столицу, злорадствовала, что тот непременно облажается и примчится домой, поджав хвост. Он долгие годы жил с ощущением того, что недостоин чего-то большего. Может, Краснов и в разведку пошел из тех соображений, что если выживет, то хорошо. А если нет, то, по крайней мере, не воротится в поросшую плесенью халупу над гаражом. И не сгинет в канаве, как ему это пророчили, а умрет вполне достойно, защищая страну, как герой.

Семен задрал голову, вглядываясь в темные окна квартирки, возведенной из чего ни попадя. Он и сейчас, если закрыть глаза, мог в деталях представить ее убранство. Каждую трещину на потолке и на рассохшейся столешнице покосившегося письменного стола. Вонь от грибка, покрывающего стены, курева и дешевого пойла, что приносили материны дружки. И почувствовать боль от тумаков, которые ему те отвешивали. До тех пор, пока Семен не научился защищаться.

Во всей этой истории с Дуней и ее отцом самым досадным было то, что Краснов, став тем, кем он есть, мог понять старого интригана. Принять то, что он сделал, не мог, да. Но понять – вполне. А кроме этого, если бы не Андрей Викторович, который все же отмазал его от тюрьмы, после той драки, не видать бы ему ни службы, ни какой бы то ни было карьеры. Да, безусловно, себя Краснов сделал сам. Но! Именно с подачи отца Дуни, который по факту дал ему тот самый шанс проявить себя. Будучи человеком здравомыслящим, Семен отдавал себе в этом отчет. И бесился. От того, что у него, как ни крути, не получалось сказать – это черное, ну, а это – белое.

Злясь, Краснов подхватил кирпич, о который он и споткнулся, и со всей силы запустил им в окно. Раздался звук разбитого стекла. Залаяли собаки. А из соседнего окна, кто-то заорал матом.

– А пошло оно все! – усмехнулся Семен, вдруг понимая, что ничего… ничего из его прошлого над ним больше не властно. И даже злость на Дуниного отца, даже она будто разжала пальцы. В конце концов, Дуня обожала Андрея Викторовича. И если ради ее душевного спокойствия ему придется переступить через свою обиду – так тому и быть. Да и дед из Степанова, наверное, выйдет путевый. Может, с него и возьмет начало их собственная большая семья?

Семен крутанулся на пятках и пошел обратно. К тому моменту Мариам уже родила, и в холле стало заметно свободнее. Краснов решил, что ему здесь больше нечего делать, и засобирался домой. Но на входе его перехватил Коган.