Сегодня он попробовал претвориться невидимкой – остановился где-то в дверном проеме гостиной, и впитывал в себя все, что вокруг. И его вдруг заметили, и позвали к себе. Не Шон, который всегда делал это,

а все остальные.

А фоном в голове – тру-ля-ляяя…. Парам-пам-пам. В гораздо больших масштабах, чем когда он был признанным музыкантам.

Следующим утром он сидел за тем же столом, напротив мистера Дугласа Мэйнсворда. А миссис Менсворд любезно впустила его в дом.

И никто ничего не спросил. По крайней мере, вслух.

В тот день он рассмотрел подушку, наполовину свежевышитую бисером, и прокатился в кресле-качалке. Этот процесс растянулся часов на 5 с самого утра. На следующий – повалялись в лежаке на солнышке во дворе в мини саду. И был представлен любопытствующей Миссис Бишоп.

Cyndi Lauper – True colors.mp3

Да, теперь он появлялся здесь – вдруг, как ни в чем не бывало. Появлялся не событием, а какой-то мималетностью, как моросящий дождик. Ходил за ней, как несмышленый домашний питомец, порывался помогать – то прибираться, то готовить, то приводить в порядок сад, не боясь испачкать руки. И это – вот этот изнеженный пафосный Избранный? И ведь даже умудрялся прикладываться к совершенно неподходящим ему занятиям – с пользой!

Да, она разглядывала, изучала его, но как-то очень спокойно, почти академично. Каким вкусным всегда казался этот рот. Замечала ли она раньше, что этот пышный мягкий изгиб губ – такой нервный. Все его поведение выдавало в нем какую-то хрупкость, и она отнеслась к его уязвимости – бережно, отгородив его. От оценок.

Тэмми каким-то чудом удалось поймать и сохранить в себе то состояние полной медитации рядом с этим человеком, густого светлого прохладного тумана в ощущениях, когда дальше вытянутой руки – не видно. Так – и с будущим. Она приглядывала за ним, как за ребенком – то расшалившимся, то чересчур застенчивым, стесняющимся каждого шага, то скучающим и развлекающим себя как умеет. Такой, на своей волне. Он мог нести чепуху, рассказывать о каких-то людях и воспоминаниях, довольно сумбурно или монотонно. И он то и дело оказывался рядом.

Тэмми даже не поняла, как он вдруг перестал оказываться НЕ рядом. По крайней мере тогда, когда должен был. На 3ю или 4ю ночь они переночевали вместе. Не в ее комнате – нет, а в гостевой мансарде – комнатке-чердаке со скошенным потолком, и форточкой с видом на небо. Там, в гостевой, у них был широкий низкий диван, и тв. Там, по идее, оставили зазевавшегося гостя (да, родители проявляли чудеса такта и выдержки, не напоминая, что отчий дом гостя – в пешей доступности), но как-то в тягучем вечере под незатейливый треп они не разобрались – кто из них тут гость.

Проснувшись в сумерках, Тэмми вдруг опомнилась: она спит рядом с парнем. С парнем мечты. По идее.

Оба одеты.

И ей – так спокойно, словно рядом – двоюродный брат.

Под эту мысль она задремала, и очнулась от легкого, едва уловимого движения или звука. Приоткрыла глаз. И увидела, как он по-апполонски возвышается над низким диваном, как ночной тусклый свет из форточки огибает его задумчивый живописный силуэт.

Он тихонько открыл на проветривание форточку, стянул майку, потом штаны. Развесил на стуле. Машинально. Естественность его движений, угадывающаяся в ночных красках, украсила бы своим образом любой лирический художественный видеоряд. Эту красоту нужно преобразовывать в искусство и теражировать в массы – подумалось ей очевидное сквозь сон…

Но он и не подумал затягивать момент. Прополз мима и снова рухнул рядом – в полном энерго-эконом-режиме.