- А чего тогда квартиру снимали? – продолжал пытаться понять нас Майский.

- Ждём, пока наши в новостройке доделают. – Ответил Лёня. -  Вот, отдельно решили жить от родителей… Скинулись и нашли самую дешёвую однушку, на пару месяцев, пока недостатки в новых устранят, и можно будет их принять. Мы не единственные дети в своих семьях, так что как раз комнаты свои освободили… Вроде всем хорошо.

Но это всё было не то, что интересовало нашего собеседника.

- Так и почему не идёте домой? – повторил вопрос Саша, и мы с Лёней хмуро переглянулись.

Отвечать ни один из нас не хотел, потому что при одном упоминании о доме и семье настроение падало, и в душе разливалась противная чёрная липкая пустота, которая бывает лишь, когда теряешь что-то очень дорогое и прекрасное. Это мерзкое чувство возникло в самый первый день, когда мы увидели заплаканные глаза родственников, а потом притащились домой, но оказалось, что никак не можем связаться с близкими людьми.  Они были так близко – совсем рядом, но в тоже время ужасно далеко от нас. Не расстояние и не плохие отношения разделяли нас, а нечто куда более непреодолимое. И оттого общение с Сашей казалось чудом, которое нельзя упустить.

Вдруг, завтра мы придём к нему, а он уже утратит возможность видеть и слышать нас!Ну уж нет. Я (и, кажется, Лёня в душе тоже) были готовы просидеть здесь вечность, лишь бы ощущать себя живыми и настоящими. Хотя бы с одним человеком…

Молчание затягивалось, и Саша тактично не стал продолжать расспросы. Он поднялся с кровати и пошёл на кухню. Поставил чайник на электрическую плиту и встал у окна, задумчиво глядя в ночь, которая так и не стала до конца тёмной.

Мы с Лёнькой тоже пришли на кухню, обдумывая сегодняшний день и вспоминая его в подробностях. Меня столько всего за сегодня впечатлило: сперва то, что Саша может нас чувствовать, потом, как он лихо разобрался с Егором, и в довершении всего эта загадочная история с Машей и Богданом…

- Интересно, Егор понял, что мы приходили призраками? – спросила я. – Ну, просто ты говорил так, словно мы просто приходили, а вот если б сказал, что призраками – он бы поверил?

Это был не праздный вопрос. Я хотела узнать, легко ли, по мнению Саши, поверить в призраков? Ибо сам-то он как-то легко поверил…

- Я не знаток тонкого мира, - начал Саша, закуривая и выдыхая дым в форточку под недовольным взглядом Лёньки, который всегда был за здоровый образ жизни. -  Но, мне кажется, что те, кто нечист на руку, боятся призраков больше, чем нормальные люди. Поэтому ваш Егор перепугался вашего появления в любом случае. И в призраков бы тоже легко поверил. Потому что такие люди подсознательно всё равно всегда ждут возмездия.

Интересно… То есть, раз нечистые на руку легче верят в призраков, то и Саша не чист на руку? Или у него другая причина в нас легко верить?

Я смотрела на задумчивого парня, любовалась тем, как он прикрывает глаза, в которые норовил попасть едкий дым, и думала о том, что начинаю завидовать его Маше и жалеть, что он, как сказал ей по телефону «не такой», так что точно не бросит ту, которую считает своей. То есть, её. То есть, не меня.

Мой печальный вздох не понравился Лёньке, который и так еле сдерживался от не менее едких, чем табачный дым,  комментариев.

- Ты не мог бы не курить в нашей квартире, - попросил парень.  – У нас долгосрочная аренда, так что мы сюда ещё вернёмся. Не хочу, чтобы всё провоняло дешёвым табаком.

- Я вообще-то дорогие сигареты курю… - посмотрев на дым всё также задумчиво, ответил Саша.

Причём ответил так, словно это был достойный контраргумент. Я усмехнулась: