Путем рифмовки.

Над каждым словом ворожу,

Движеньем ловким

Приделав лёгкие крыла

К слогам конечным,

Чтоб вечно музыка была

В пространстве вечном.

И где грозили небеса

Концом летальным

Легко летают словеса

В наряде бальном.

Танцует смертная тоска –

Крылами машет,

И жизнь, что к гибели близка,

Поет и пляшет.

В ночной тиши гуляет ветер…

Господь грядущий день наметил

Вчерне, чтоб набело вот-вот

Пересоздать, и будет светел

Через минуту небосвод,

И вспыхнет он полоской алой…

Возможно ль жить без идеала,

Без абсолюта, без того

Неоспоримого начала –

Для всей вселенной одного,

Без веры, будто в мире этом

Безумном, горестном, отпетом

Должно каким-то светлым днем,

Как в детстве, все сойтись с ответом,

Что дан в задачнике моем.

Тьма никак не одолеет.

Вечно что-нибудь белеет,

Теплится, живет,

Мельтешит, тихонько тлеет,

Манит и зовет.

Вечно что-нибудь маячит…

И душа, что горько плачет

В горестные дни,

В глубине улыбку прячет,

Как туман огни.

Слишком много и крови, и пота…

Не пора ли свести к анекдоту

Разговор о российском житье?

Чем растрачивать душу в нытье

И тянуть заунывную ноту,

И мусолить проклятый вопрос,

Лучше долго смеяться до слёз

Над собой, над своею бедою,

Что, попав в анекдот с бородою,

Принимал его слишком всерьёз.

В этой области скорби и плача,

Где эмблемою – череп и кол,

Мы привыкли, что наша задача

Наименьшее выбрать из зол.

Мы усвоили: только лишь крестный,

Крестный путь и достоин и свят,

В канцелярии нашей небесной

Канцелярские крысы сидят.

Ты спроси их: «Нельзя ли без муки?

Надоело, что вечно тоска».

Отмахнутся они от докуки,

Станут пальцем крутить у виска.

Хорошо быть беглой гласной

И, утратив облик ясный,

Неприсутствием блеснуть,

И, контекст покинув властный,

В нетях сладостных соснуть.

Хорошо бы в мире яром

Обладать чудесным даром

Беглой «Е» (ловец – ловца):

Постояла под ударом

И исчезла из словца.

Время пишет бегущей строкой,

Пишет тем, что найдет под рукой

Второпях, с одержимостью редкой –

Карандашным огрызком и веткой,

И крылом над текучей рекой.

Пишет густо и всё на ходу,

С нормативным письмом не в ладу.

И поди разбери его руку –

То ли это про смертную муку,

То ль о радостях в райском саду.

Пена дней, житейский мусор,

Хлам и пена всех времен.

Но какой-нибудь продюсер

Будет ими так пленен,

Что обычную рутину

С ежедневной маетой

Переплавит он в картину,

Фонд пополнив золотой.

Будут там такие сцены

И такой волшебный сдвиг,

Что прокатчик вздует цены,

Как на громкий боевик.

…Сотворил Господь однажды

Нет, не мир, а лишь сырец,

Чтоб, томим духовной жаждой,

Мир творил земной творец.

Легкий крест одиноких прогулок…

О. Мандельштам

Пишу стихи, причем по-русски,

И не хочу другой нагрузки,

Другого дела не хочу.

Вернее, мне не по плечу

Занятие иного рода.

Меня волнует время года,

Мгновенье риска, час души…

На них точу карандаши.

Карандаши. Не нож, не зубы.

Поют серебряные трубы

В соседнем жиденьком лесу,

Где я привычный крест несу

Своих лирических прогулок.

И полон каждый закоулок

Души томлением, тоской

По женской рифме и мужской.

Устаревшее – «сквозь слёз»,

Современное – «сквозь слёзы» –

Лишь одна метаморфоза

Среди тьмы метаморфоз.

Все меняется, течет.

Что такое «штука», «стольник»

Разумеет каждый школьник,

И детсадовец сечет.

Знают, что «тяжелый рок»

Это вовсе не судьбина,

А звучащая лавина,

Звуков бешеных поток.

От скрежещущих колес,

Вздутых цен и дутых акций, –

Обалдев от всех новаций,

Улыбаемся сквозь слёз.