Пообещала себе не пить «разговорчивый напиток Мустафы». Лиля после него ничего не помнила и даже не знала, что на самом деле в таком состоянии рассказывала арабу.
Жена Поля стала ей нравиться. Когда в столовой к ней подбежала девочка, Лиля умилилась, и слёзы появились в уголках её глаз. Дочь Поля была похожей на него.
«Поль, сообщаю тебе, что всё хорошо с твоей семьёй. На небе ты или на земле, знай, они накормлены и живут в красивом доме», – Лиля мысленно обратилась к Полю.
За завтраком Мустафа то и дело поглядывал на Лилю. Дочь Поля вертелась возле него. Ждала, когда он начнёт с ней играть.
Как больно было Лиле смотреть на всё это, как она завидовала сейчас Элен! Француженку не разлучили с ребёнком. Впервые в жизни Лиля пожалела, что у неё не дочь.
Серж встретился с отцом на следующей неделе. Олег Павлович так надеялся, что отец простит его! Но этого не произошло. Когда-то много лет назад разлад с Павлом Трофимовичем длился два года. Олег Павлович подумывал о том, что сейчас будет точно так же. Его план рушился на глазах. Жить с рыжебородым было невыносимо. Олег даже порог этого дома уже не хотел переступать. После последнего разговора с наглым постояльцем даже видеть его не мог. Всё это семейство вызывало отвращение.
– Олег Павлович, миленький, ну правда ведь не зря мы тут? Только посмотрите! У меня к вам серьёзный разговор. Поскольку вы оценили мой вклад в развитие и состояние вашего же дома, прошу о денежном награждении за все года моего здесь пребывания. С вашей стороны – это копейки, для меня – хорошее подспорье.
Олег Павлович не ожидал такой наглости. Рыжебородый быстро сбегал на второй этаж и вернулся с огромной амбарной книгой. В ней мелким почерком было исписано много листов.
– Вот, собственно, и мои расходы. Всё расписано. Изучайте, жду вашего решения.
Рыжебородый вложил в руки Олегу Павловичу книгу, а сам встал рядом и так низко наклонил голову, что они смотрели в книгу оба.
«Горшок чугунный 1 шт. для каши – 0,25
Другая кухонная посуда – 2,20
Пила и колун – 2,5
Кадка и бочка —1,5 (2,5)».
– Вот тут прошу заметить, – рыжебородый ткнул в кадку и бочку: – Выторговал своим пением. Представляете?!
– Представляю, – пробормотал Олег Павлович, – я бы бесплатно отдал, чтобы ты заткнулся.
Рыжебородый выхватил книгу.
– Да какой же вы неблагодарный! Я и тут старался, и там, и Алёнушка, скажу вам по секрету, молока дитятке недодала, вам побольше в пирог положила. Вкуснее-то с молоком грудным. От того её пироги самые лучшие, что душа у неё открытая, всю себя отдаёт для других.
От слов о грудном молоке у Олега Павловича закружилась голова, затошнило. Он выбежал из кабинета. Кто-то из детей подслушивал под кабинетом, и открывшая неожиданно дверь ударила любопытного по лбу. Послышался сначала стон, а потом оглушительный ор.
Олег Павлович был уже на улице, он затыкал уши и пытался прийти в себя. Больше стряпню Алёнушки не ел. За отчёт по амбарной книге, само собой, не выплатил ничего.
Иван Григорьевич, выслушав от Олега о составе продуктов пирога, поначалу вытаращил глаза, а потом произнёс, поглаживая живот:
– Если вкусно, то и незачем мне знать из чего. Во Франции я и лягушек ел, живой до сих пор. А тут молоко. Тьфу, придумали же. Ну что за люди такие интересные? Полвека прожить, чтобы встретить таких…
Олег Павлович посмотрел на отца Лили и ответил:
– Ну тебе-то понятно, умом двинутые все такие… Ешьте, что душе угодно, а меня с этого поста снимите. Я, пожалуй, съеду. Будут новости, сообщу.
Но после разговора с сыном всё-таки пришлось вернуться.