И был крайне возмущён тем, что со двора никто не выходил. Не было никакой суеты.

В этот раз пойти с Олегом Павловичем решил и Иван Григорьевич.

Когда открыли дверь, ужаснулись оба.

На пороге лежали пятеро детей. Сначала самый младший, на вид года три. За ним пятилетка и так далее до десяти примерно, а дальше родители: Алёнушка и рыжебородый. Рыжебородый замыкал странную процессию. Лежали они все ровно так, чтобы удобно было делать шаги через них.

Олег Павлович пыхтел как паровоз.

В гостиной повисла тишина.

– Буду лежать тут, – пропел рыжебородый, – пока не помру. Мне что тут, что там.

Он пошевелился и указал рукой на дверь.

– Помоги ближнему своему, и он поможет тебе, – продолжал рыжебородый.

И вдруг все запели хором как в церкви. Заголосили писклявыми голосочками дети, но продолжали лежать смирно.

Голос у рыжебородого был басистым, хорошо поставленным.

Этот концерт звучал в ушах Олега Павловича, проникал внутрь, но не успокаивал, а раздражал ещё больше. И совершенно обезмолвил его.

Иван Григорьевич улыбался. Ничего подобного в своей жизни ещё не встречал. За такую оригинальность он, пожалуй, в былые времена похвалил бы виновника.

– Ну всё, – пропел рыжебородый, – реквием спели, умираем.

После слова «умираем» все скрестили руки на груди.

Долгая тишина повисла в гостиной.

Олег Павлович понимал, что если сейчас не решит этот вопрос, то так и будет стоять неизвестно сколько и точно дождётся, пока эти семеро помрут.

Видимо, концертная программа была хорошо продумана. Поскольку действий со стороны хозяина не совершалось, началась вторая часть.

Без команды, без призыва все дети вскочили и бросились к ногам Олега Павловича и Ивана Григорьевича.

– Пощадите, господин, не губите жизни детские, души невинные, – залепетали дети.

Отец и мать опять запели.

– Цы-ы-ы-ы-ц, – заорал неожиданно Олег Павлович, но никто не испугался его голоса. Рыжебородый затянул:

– Бе-е-е-е-сы-ы-ы выходя-я-я-я-т, бе-е-е-сы-ы вы-хо-о-о-о-дя-я-я-т! Быть добру.

Еле освободившись от вцепившихся в ноги детей, Олег Павлович подошёл к рыжебородому, наклонился над ним и заорал в ухо:

– Кончай дурить! Чему детей учишь, ирод?

– Учу принять смерть достойно, ибо только она наше спасение. Это дорога в рай. Здесь больше нет рая моей семье, а в миру́ и подавно не будет. Остался только Господь на примете. Мученики мы, такими были на земле, а на небе святыми станем. И ты, господин, будешь молиться на наши образа, и твоё сердце будет съедать страх. Ты никогда не искупишь свою вину и попадёшь в ад, а сжалившись над нами, не попадёшь. Всё очень просто.

Рыжебородый говорил тихим, вкрадчивым голосом. Таким голосом, словно пел колыбельную детям, чтобы те успокоились и уснули.

Олег Павлович оглянулся. Иван Григорьевич сидел на пороге, дети расположились у него на коленях, прижимались к нему как к родному.

Поняв, что проиграл эту битву с совестью, Олег опустил голову и пропел таким же голосом как рыжебородый:

– Чёрт с ва-а-а-а-ми, оставайтесь.

И тут началась третья часть концерта.

Олег Павлович оказался внутри хоровода. У рыжебородого в руках откуда-то появилась балалайка. Он бренчал на ней, а семейство танцевало.

Впервые в жизни Олег Павлович был так обескуражен наглостью. Впервые в жизни уступил.

Иван Григорьевич продолжал сидеть на пороге.

Потом было чаепитие. Алёнушка вытащила из печи пирог: ароматный, румяный.

Ели молча, но вкус этого пирога Олег Павлович помнил всю жизнь.

Семейка Водопьяновых оказалась со странностями. Спать в доме было совершенно невозможно. Всё семейство по очереди дежурило ночью около печи.

Каждый из них пел: