Мустафа был ещё в себе. Чтобы как-то остановить преступника, начал хрипеть, притворяться, что задыхается, а потом задержал дыхание. Нападавший остановился.

Мустафа ещё чувствовал, как его за ноги куда-то тащат, а потом потерял сознание.

Очнувшись, потрогал свою голову. Она была в чём-то липком, неприятном на ощупь.

Мустафа руками прощупал вокруг себя. Понял, что находится в землянке.

– Кто здесь, – произнёс он, – кто тут есть?

Откуда-то издалека услышал стон: монотонный, писклявый, словно пение над покойником.

Стало не по себе. Араб повернулся на бок, ещё раз пощупал голову. Она продолжала сильно болеть. Боясь вставать, начал ползти по направлению к стону. От движения голова разболелась ещё больше. Какие-то яркие вспышки появились перед глазами, а потом всё исчезло.

Очнувшись во второй раз, он опять спросил:

– Кто здесь?

Но ответа уже не было.

Мустафа решил обползти всё помещение, ощупывал вокруг себя руками.

Когда ему стало казаться, что он ощущает своими пальцами чью-то холодную руку, закричал громко. Подполз ближе, начал ощупывать тело, лицо. Он понял, это был Поль.

– Эй, Поль, очнись, – умолял Мустафа, – сходи за помощью…

Но Поль молчал. А сам Мустафа не сразу понял, о чём просил Поля. Помощи ждать было не от кого.

Если только нападавший не караулил Мустафу у входа в землянку.

Кое-как поднявшись по земляным ступенькам, Мустафа увидел свет.

Его ослепило с такой силой, будто солнце было прямо перед лицом: горячее, обжигающее.

Он осмотрелся. Сел у входа в землянку. Переводил дух.

Решил, что обследует дом и вернётся за Полем, но как тащить его из землянки, не знал. Сил у самого было лишь на то, чтобы недолго ползти и поднимать руки-ноги.

К дому добрался уже после полудня. Путь, который можно было преодолеть за пять минут, занял у Мустафы примерно 4 часа. Он полз, когда голова успокаивалась, а потом вновь ждал, пока боль пройдёт и полз опять. Если двигался во время сильного спазма, то терял сознание мгновенно.

Дверь в дом была открыта настежь. Он прислушался. Тишина. Подполз к зеркалу в коридоре, посмотрел в него и ужаснулся. Волосы застыли сосульками, комками. Лицо опухло, шея вздулась и посинела.

Опрокинув со стола, стоявшего рядом кувшин, смог в ладони набрать немного воды. Попил. Как приятно вода текла по пищеводу, как она заполняла желудок! Мустафа от удовольствия закрыл глаза. Несколько раз облизал языком высохшие губы.

– Ли-ля-я-я, – позвал он громко, – Ли-ля-я-я-я-я…

Никто не отозвался, Мустафа лежал, набираясь сил. Уже темнело, а он всё исследовал комнаты. Никого в них не было. Ближе к утру уснул. А потом его голову стали посещать страшные мысли.

Он думал, что Лилю всё-таки выследили или люди Орловского, или его друг Али.

Утром сил было больше, и Мустафа уже не ползал, а понемногу ходил, но уставал быстро. Голова продолжала болеть. Мустафа договаривался с болью. Гладил себя по голове и шептал:

– Ну, ещё чуть-чуть, ещё немного, и я отдохну.

Иногда получалось. К боли в голове добавилась ещё и тошнота: невыносимая, выворачивающая всё изнутри.

Так плохо Мустафе не было никогда. За всю жизнь впервые испытал такие муки.

Араб всегда был сильным, смелым. В детстве отличался от сверстников. Никогда не жаловался на раны, ссадины. Всегда терпел, стиснув зубы.

Когда Иван Григорьевич отдал ему новорожденную Мадину, впервые заплакал. А когда Мадина стала его женой, слёзы стали частыми. Он мог просто сидеть рядом и смотреть на неё спящую. Слёзы счастья текли рекой. Любовь настолько переполняла Мустафу, что он не стыдился этих слёз.

Мадина околдовала его чем-то таким, чего не было в других женщинах. Мустафа пытался найти в других то, что было в Мадине. Он изменял жене, но не из-за того, что не любил. Сравнивал, хотел найти причину такой сильной любви к своей жене. Не нашёл.