И главное — она не была похожа ни на его бывшую, ни уж тем более на этого странного парня рядом с ней. Какой-то червячок узнавания заворочался в душе, но раздражение и злость от того, что Ада им пренебрегает, выводило Артёма из себя.

— Старый знакомый? — В словах Кирилла засквозило явное удивление. — Ты мне ничего не рассказывала.

Прохоров нервно передёрнул плечами, а затем снова уставился на девочку. И тут его осенило…

«Нет! Илья не ошибся! Это моя дочь… Моя… Моя! Значит, тогда… она сказала правду, и я чуть не убил собственного ребёнка».

Вскипевшая в нём агрессия в один миг нашла цель: всё это время Ада врала ему. Прятала дочь… Его дочь! А он так страдал после потери малышки, зачатой с Лизой!

«Сколько ей?! — прикидывал он. — Сколько? Полгода? Год?»

Артём прикрыл глаза, быстро проводя подсчёты. Получалось, что его девочке сейчас должно быть месяцев восемь… может, чуть больше.

Скользнув недобрым взглядом по Кириллу, он снова уставился на Аду.

— Нам нужно поговорить… Пожалуйста, Ада… Удели мне всего лишь пятнадцать минут.

— Разве мы не всё сказали друг другу в последнюю нашу встречу? — удивилась она. — По-моему, в прошлый раз ты был весьма красноречив, — съязвила она.

«Господи! Я жизнь готов положить к её ногам! Пусть только скажет… Лишь намекнёт, и я дам ей всё! Ей и дочке!» — на несколько минут забылся Артём.

На его лице тут же проступило явное отчаяние.

— Ада… Прошу… Удели мне всего несколько минут…

— Нет! — безапелляционно и резко ответила она. — У нас нет общих тем для разговора.

Наконец оторвав взгляд от Ады, Тёма снова перевёл его на ребёнка. Девочка, положив голову на плечо мужчины, время от времени пыталась просунуть свой крохотный пальчик ему в рот. Он посмеивался, губами ловил его, отчего малышка сияла, словно маленькое солнышко, показывая свои четыре зуба.

— Это же моя дочь! — всё-таки не выдержал Артём. При этом его слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение. — Сколько ей? Восемь месяцев, девятый?

— Нет, — слишком поспешно ответила Ада и взглянула на стоявшего рядом парня. — Не твоя.

— Молодой человек, — ожил тот. — Вика — моя плоть и кровь… Вы ошиблись. Моей дочери почти десять. И с какой стати вам в голову взбрела такая дикая мысль?!

— Да ты себя в зеркало видел?! — с явным скептицизмом проговорил Артём, внаглую переходя на «ты». — В ней нет ничего от скандинава, коим ты и являешься.

Всё верно! Эти двое — день и ночь. Полная противоположность. Но, к удивлению Прохорова, парень лишь весело засмеялся, ничуть не покоробившись от заявления претендента на отцовство.

— Вынужден вас огорчить… старый друг моей жены… Это я ни на кого в роду не похож. Среди своих близких я так называемая «белая ворона». И если вы получше посмотрите на нас, то всё же увидите схожесть губ например… Взглянете на мои глаза и ресницы. Они явно не принадлежат скандинаву…

На какое-то мгновенье Артём, и правда, замолчал, изучающе уставившись на соперника и ребёнка, но тут в ситуацию вдруг вклинилась малышка. Крохе надоело просто так ковырять губы мужчины и она, настойчиво ткнув малюсеньким пальчиком в его рот, чётко произнесла:

— Па… Па…

Артём побледнел.

Ада облегчённо вздохнула. Уж она знала, что этими настойчивыми слогами она требует открыть рот, желая добраться до языка человека, державшего её на руках. Так малышка играла с братом Антошкой. Тот, показывал ей свой юркий язычок, а девочка, замерев, с восторгом наблюдала, как что-то яркое, быстрое, то появляется, то исчезает. Но для человека постороннего, несведущего, коим и был Тёма, это вполне могло звучать как обращение к отцу.