– Ой, боже, что будет, что будет, – громко всхлипывала и причитала, то и дело промокая глаза концом повязанного на голову платка, Соня Мазас. – Если корову заберут, то ведь хоть в могилу ложись. Чем же я детей кормить-то буду? Ой, за что нам это проклятие? Ой, за что…

– За что? Вспомните, как евреи ратовали за то, чтобы русские в Латвию пришли, и в первых рядах бежали их встречать – мол, они нам помогут, – вступил в полемику до того молча стоявший в стороне заготовитель Абрам Цейтлин. – Вот вам их помощь, налицо. Мало того что самих евреев целую кучу в Сибирь сослали, так еще и латышей обозлили. Вон ходят, волком смотрят. Вот и будем сейчас за это расплачиваться. А вы спрашиваете, за что. Вот за что…

– Можно подумать, Абраша, что, если бы коммунисты не пришли сюда в сороковом, не было бы этого приказа, – возразил Цейтлину Соломон Зильбер. – Не секрет, как они поступили со своими евреями у себя в Германии, я уже не говорю про Польшу. И длится это уже там не первый год. И коммунисты здесь ни при чем. Они просто ненавидят евреев. Вот и все. Вы же знаете, кто всегда крайний?

– Да, и то правда. Но это немцы. Ну а нашим местным-то что за прок против нас идти? Ведь жизнь бок о бок прожили. Никогда не ссорились по-крупному. Наверное, им пообещали что-нибудь, раз они все вдруг как будто озверели и в эту самоохрану позаписывались.

– Ой, да бросьте, никогда они нас не любили. Просто команды грабить не было. Посмотрите на них. Они всю свою историю под кем-то жили и кому-то служили. Вот и сейчас: немцы пришли – им будут служить верой и правдой. Нос по ветру держат. Быстро поняли, что раз немцы к евреям плохо относятся, значит, и им надо не отставать. Меня другое удивляет: Гитлер со Сталиным вроде такие друзья были, просто не разлей вода. Все газеты только об этом и писали. И Польшу оба на куски рвали, говорят, даже вместе победу праздновали. Потом Гитлер за страны вокруг себя взялся, Сталин – что к нему поближе поприсоединял. Казалось, ворон ворону глаз не выклюет, а оно вон как… Видно, не поделили что-то. В общем, дело швах. Пойду домой, «обрадую» своих, – Соломон достал из жилетного кармана старые, потертые часы, открыл крышку, посмотрел, который час, и, тяжело вздохнув, поплелся в сторону дома.

– А клюгер менч^{> [39]}, – проводил взглядом удаляющуюся сутулую фигуру Соломона Зильбера портной Лейба Муниц.

– Кто, Шлемка? Да бросьте. Знаете, кто оказался а клюгер менч? – опять вступил в разговор Рыжий Мендл. Он задрал указательный палец вверх и торжественно обвел всех собравшихся вопросительным взглядом. – А цудрейтер^{> [40]} Блюм – вот кто действительно а клюгер менч! Быстрей всех нас, умных, сообразил, чем все это пахнет. Все бросил, собрал семью и удрал. Небось в России уже давно, а мы, умные, тут. И ведь все с него смеялись. Ладно, пойду я тоже домой, что толку переливать из пустого в порожнее.

Кто знает, как долго стояли бы еще евреи у афишной тумбы и обсуждали свои насущные проблемы, не появись на площади подвыпивший патруль местных самоохранщиков во главе со здоровенным Арнольдом Цукурсом, бывшим работником скотобойни. Поговаривали, что каждый раз, забивая очередную жертву на скотобойне, Арнольд в обязательном порядке выпивал кружку свежей, еще теплой крови, отчего имел всегда красную рожу и был здоров, как бык. Если кто и мог поспорить с ним в силе, так только, пожалуй, Мотл-кузнец. Ходили слухи, что однажды они на спор померялись силой на руках и Мотл уложил Арнольда, но, когда у них об этом спрашивали, ни один, ни другой слухов этих не подтверждали.

Завидя самоохранщиков, люди поспешили разойтись по домам, дабы не злить и без того агрессивно настроенных новоиспеченных блюстителей нового порядка, призванных защитить отчизну от жидов и коммунистов.