– Аасмяэ, на площадку, – командует голос Лиды, отныне живущей только в моём наушнике. Быстро, спокойно и собранно прохожу маленький коридор, отделяющий гримёрку от студии.

– Саш, насчёт Сечина… Я все-таки буду держать за тебя кулачки, – шепчет мне в спину Ритка, и я, помедлив, делаю то, что делать нельзя – я оборачиваюсь:

– Рит?

– Что?

– Не сходи с ума, – улыбнувшись ей, взбегаю на подиум.

Быстро оглядываю массовку, сидящих в креслах гостей. Двое из них явно нервничают. «Как их зовут? Ах да, справа Репин, слева – Бастрыкин». Доброжелательно кивнув им, перевожу взгляд на мужчину, сидящего ровно по центру. Обычный, симпатичный. Вальяжный. Очень спокойный, он сидит в кресле абсолютно не скованно, заложив правую ногу на левую и, мерно покачивая ей, смотрит на меня чуть насмешливо, точно знает что-то такое, что мне еще только предстоит разгадать. «Это Сечин», – шепчет в моём наушнике Ритка. Незаметно киваю ей, показывая, что я поняла. Мимоходом отмечаю, что у мужчины легкая седина на висках, очень красивый рот и интересные зеленовато-карие глаза с золотистым отливом. Но это не главное, потому что есть что-то ещё – что-то, что я никак не могу ухватить…

– Три, два, один. Начали! – кричит в моём наушнике Лида, и текст подводки моментально и полностью вылетает из моей головы, потому что до меня доходит то, чего в принципе не может быть: мужчина в кресле до ужаса похож на Данилу».

Глава 2. Ты, я, он и «дорогая» передача

Между пятой точкой и шестым чувством всё-таки есть связь.

Из социальных сетей

Январь 2017 года, Москва.


1.


Телецентр «Останкино», запись ток-шоу «Время говорить».


«Интересно, это чем же я тебя поразил, что ты на меня так смотришь?»

Я сижу на невысоком подиуме, в синем кресле между двух чуваков (Репин и Бастрыкин, познакомился с ними в гримёрке – так, ничего особенного, звезд с неба они не хватают) и с любопытством разглядываю девушку, замершую напротив меня. Первое, что приходит мне в голову – вот вполне стильный look современной версии Мэри Поппинс (гладкая прическа, строгий, в талию, брючный костюм, каблук, ненавязчивый макияж). Впрочем, для сказочного персонажа у девушки слишком длинные ноги, небольшая, но вполне заметная грудь и, для женщины, довольно высокий рост. Очень светлые волосы и очень белая кожа. Или это погрешности грима? Вспомнив про Алика, тихо хмыкнул и продолжил рассматривать девушку дальше.

У неё интересное лицо. Не то, чтоб оно убивало своей красотой наповал, но оно какое-то очень правильное, запоминающее, я бы сказал – из той породы, что, как мне кажется, просто нарисовать, хотя в нём нет никаких заезженных телевидением штампов. Даже лёгкая асимметрия черт не портит его, скорей, подчёркивает его индивидуальность. И при этом мягкие губы и серые, настоящие северные глаза, большие, вдумчивые и глубокие. Правда, сейчас они смотрят на меня несколько настороженно, чем окончательно и наводят на мысль, что это не Мэри Поппинс, а мисс ведущая нашего ток-шоу. Как там Алик сказал, её зовут? Ах да, Саша Асмяэ. «Вернее, Аасмяэ», – мысленно исправляюсь я, потому что в эстонских именах вроде надо растягивать гласные. «Интересно, какой у неё голос?» Мне почему-то кажется, что он должен быть низким, грудным, с такой эффектной хрипотцой, которая делает чувственным любой пассаж, и от которой смешные фразы кажутся ещё смешнее.

А теперь главный вопрос. Она мне нравится? Да. И, встреться я с ней в каком-нибудь другом месте, я бы, как минимум, обернулся. Но то, где я сейчас нахожусь (а главное, каким образом меня заманили сюда), в корне меняет всё дело.