Нужно только договориться…

Пока повозка ехала до цирка, Джордж смотрел в окно. Он видел серый город, грязь и газеты, летающие по тротуару, бродяг, слоняющихся по улицам и поглядывающих на сидящих в повозках в ожидании, вдруг им что-то перепадёт. Видел открывающиеся с утра лавочки со вкусно пахнущим хлебом, и около них ещё не было их зажиточных покупателей. Свежей выпечкой пахло так аппетитно, что у Джорджа заныло в животе. Вчера ему не удалось поужинать, и он надеялся перехватить что-то на завтрак до репетиции. Как, интересно, Моррис хочет, чтобы они работали, и при этом не раскошеливается на еду? Нужно с ним обсудить это и договориться, чтобы их кормили чаще или хотя бы сытнее. Тарелки пустой овощной похлёбки и одного куска хлеба в день явно недостаточно для взрослых мужчин, занимающихся физическим трудом. А самим что-то покупать – денег и так не хватает, так ещё и тратить их на еду. Джордж знал, что контракт с Моррисом истекает через год, и планировал ткнуть этим фактом в лицо этому поганому жадному индюку и напомнить, что через год он больше не сможет зарабатывать на них свои миллионы. Если Моррис хочет иметь хотя бы надежду, что он продлит контракт ещё на несколько лет, пусть считается с условиями Джорджа.

Конечно, Джордж не собирался продлевать контракт с этими рабскими условиями. Он слишком хорошо изучил «кухню» этого бизнеса, чтобы оставаться у Морриса в труппе. Он подслушивал, какими словами Моррис продаёт шоу, узнавал, как печатается реклама в газетах и на плакатах для развешивания улицах, и думал, что уже хорошо чувствует, как заинтересовывать зрителей, где ввернуть интригу, а где и можно показать самую малую часть шоу, чтобы разогреть аппетит публики, чтобы они бежали как тараканы на кухню – раскупать билеты в кассах. Он продумывал план организации собственное шоу. Он любит сцену, любит публику, а они любят его. Так почему же на этом не заработать? И тогда все миллионы потекут в совсем другой карман.

Нужно только договориться…

Стиву не хотелось ни с кем разговаривать, на приветствия ребят сегодня он только рассеянно кивал. Недавно, повторяя хорошо отточенные движения на арене, он вдруг почему-то вспомнил, как мама учила его молиться. Он не мог сказать ни единого слова из тех стихов, которые она повторяла каждый вечер, но помнил ритм и такт. И когда ему было плохо, он стал воспроизводить их в голове, и снова возвращался в родительский дом, в то время, когда он чувствовал любовь от одного человека в мире – матери. Тем больнее было пережить то, что она сделала. Но для Стива она всегда была идеалом мудрости, и он решил для себя, что если она на такое решилась, это было для чего-то нужно. Для чего-то важного, непостижимого пока для его понимания.

– Стив, скотина ты безмозглая, чего задумался, двигайся! Я тебе не за глаза красивые плачу, а за работу! Джордж, поговори с этим ублюдком, чтобы меньше в облаках витал, а больше делом занимался, иначе поколочу вас обоих и не буду разбираться, кто есть кто!

Джордж со злостью посмотрел на Стива. Не хватало ещё, чтобы из-за его сопливых мечтаний сорвался разговор с Моррисом о прибавки еды. Он не любил смотреть на Стива, поскольку видел всё то, что так ненавидел в себе: широкий нос, высокий лоб, некрасивый плоский подбородок, чуть раскосые голубые глаза, мама называла их «четыре фиалки». Она смотрела в их одинаковые лица и улыбалась, гладя их лохматые макушки. Мама, мама, опять мама! Джордж, очнись! Ты давно уже большой мальчик, и уже научился жить без родителей. Этот мир суров и жесток, и родители даже очень хорошо сделали, что преподали им важный урок ещё в ранней юности. Неизвестно, что бы с ними стало, если бы не Моррис. А сейчас есть работа, какие-никакие деньги и далёкая мечта о свободе. Джордж вспомнил о своём запланированном разговоре, тряхнул головой, толкнул брата в бок, и они начали активнее двигаться под музыку.