Шалмана дым навеял тёплый ветер.

Свободы босоногой шалый вечер.

Для хулигана путь к Централу мечен,

навечно Шалопаевкой засвечен.

***

Владимир дремлет… Тихая погода.

С зенитом лета солнце счёты сводит.

Иное время, здесь туристы бродят.

Пацан филёров снова хороводит.

**

Над городом ништяк опять погоды.

Расклад другой, иные нынче годы.

Лето тёплой июньской капелью

в дАли поймы, в ширь радуг спешит.

Ветры льют по-над Клязьмою песню.

Милый парк. Ряд деревьев ершист.

Солнце дивной поэзии русской:

трость, цилиндр и внимательный взгляд.

От собора тропинкою узкой

он спускался два века назад?

Долог путь по бескрайним просторам.

Вечен мудрой поэзии свет.

Места нет больше громким укорам –

входит в город великий поэт.

Под покровом его незабвенным

добрых, чудных, несказанных рифм

для тебя клад открыт сокровенный,

сердцу – творчества бешеный ритм.

Пусть пииты изысканным словом,

обнажая ветрам душу, грудь,

дарят смыслы высокие снова,

проходя вечный творчества путь.

Твёрдой бронзою в память поэту:

фрак, цилиндр, трость и «пушкинский» плащ.

По ту сторону смерти и эту

франт и щёголь! И счастье, и плач…

Солнцем дарит нам свет по завету.

Тьма забвенья – ему не палач.

Лета благость июньской жарою

в поймы дали, в высь неба спешит.

Ветер шалый прекрасной порою

в парке судьбы, как прежде, вершит.

Пусть влюблённых часами не мерит

радость встречи «у Пушкина» вновь.

Мой Владимир старинный им верит:

Есть и счастье, и дар, и любовь!

Александр нам Сергеевич внемлет:

Ценен день, если любишь, любой.

Осень… Дар.

Предзимью счастье.

Лист сорвался в краткий путь.

Жизни миг – рифм одночасье —

срок торопит.

Давит грудь.

Парк любимый. Ходит Пушкин,

устремлённый взглядом в даль:

пойма, высь, лесов опушки,

сумрака туманов шаль…

Болдинская осень, помнишь

вдохновений фейерверк?..

А над Клязьмой дождик косит.

Носит лист и вниз, и вверх.

И, как этот путник мёрзлый,

мокрый и счастливый я —

позабыв дней след свой пёстрый,

внемлю: осень бытия…

Гений, друг мой, рядом в парке;

отблеск осени твоей

солнца ликом, взглядом ярким

дарит счастья сладость дней.

***

Милая моя подруга,

муза и жена моя,

видит дивная округа:

Есть Любовь в родных краях!

Моя избушка на опушке

посередине двух миров;

как нелегко больной старушке

влачить удел двойных оков.

Одной ногою костяною

стою за гранью света… Мгла

хранит от глаз живых стеною

мир сумерек… Когда игла

судьбы пронзит и воды мрака

подступят, страх в сердцах людей

обуревает души: драка

меж бесов, ангелов всё злей.

Для добрых, верных и послушных

открыт на тверди неба свет.

Отступникам, заблудшим душный

ад уготовлен в вечный век.

Я днём привыкла здесь, в проулке,

в тени домов усердно ждать

и наблюдать людей прогулки,

прилежно жертву выбирать.

Почуяв в сердце зла отраву,

на ступе, заметая след,

я ночью утащу в дубраву

того, кто жаждет зла и бед.

Я жду. Я улыбаюсь… Слёзы

сдавили грудь. Везенья нет,

и увядают мои грёзы –

в живых сердцах сиянья свет.

Кресты на людях и на храмах

коробят мой недобрый глаз.

Я жду упавших в грязь во нравах.

Запомни: караулю вас…

В своём Отечестве пророка нет.

Владимирская область, Русь родная.

Не молод… Не достиг порога лет.

Пороком смертным рифма удалая?

Владимир, Александров, Суздаль, Гусь…

Цепь русская, веками завитая.

Гадалка звонкая, кукушка-грусть,

считает дни, венками заплетая.

Скворец поёт о Золотом Кольце

под Солнцем, пред подружкою играя.

Весенний слышит радостно концерт

Мещёры даль, всегласно подпевая.

Я счастлив здесь, в Отечестве своём.

И не нужны подмостки златоглавой.

Скворечник ставлю новый. Мы вдвоём

споём молитвы зорьке православной.