Когда папа умер несколько лет назад, она долго не готовила яблочный пирог. А спустя время в их квартире снова запахло корицей.

— Я дома.

Надя крикнула и, опустившись на банкетку, склонилась, чтобы расстегнуть тонкие ремешки босоножек. Ее сумка осталась на полу, в крафтовом пакете рядом — букет цветов. Она уже давно перестала представлять свою жизнь без них. Цветы: домашние в миленьких горшках, оранжерейные, с иногда вспыльчивым характером и даже срезанные, как и те, что стоят в ее магазине, всегда привлекали своей красотой и особенной энергией. Надя отдавала им свои силы и время, а они в ответ напитывали ее жизнью.

Босоножки нырнули во встроенный шкаф, Надя подняла пакет и зашла вглубь квартиры. Мама кружилась у зеркала. На ней было классическое черное платье чуть ниже колена, браслет с крупными звеньями и яркий, в противовес платью, акцентный платок, атласные кончики которого огибали шею и струились, попадая на грудь.

— Как считаешь, если я в таком образе появлюсь на спектакле «Дон Жуан» в Венском оперном, будет слишком?

— Слишком для кого?

Надя оттолкнулась от дверного проема и вошла в комнату. Когда поставила крафт-пакет на стол, аккуратно раскрыла его и вынула букет белых азалий.

— Даже не знаю… Для местного контингента, — Варвара скривилась и тихо рассмеялась. Шепнула. — Слово-то какое… — она еще раз посмотрела на себя в зеркало, провела раскрытой ладонью по плотной ткани и вздохнула.

— Не думаю, что стоит обращать внимание на мнение других людей, мамуль. Нужно жить так, как хочется, без оглядки на посторонних.

Надя открыла стеклянную витрину шкафа и достала вазу.

— Мы всегда, милая, зависим от мнения других. Даже, если стараемся не обращать на это внимания, — Варвара подошла к небольшому дивану у окна и тяжело опустилась на сиденье. — А когда специально отключаем слух, все равно понимаем головой, что окружающие уже успели сделать свои выводы. И они тяжелой плитой давят на плечи. Глупо это отрицать. Например, как сейчас…

— А что происходит сейчас? — Надя обернулась и мельком взглянула на маму. Через мгновение ее внимание снова было направлено на букет.

— Ты совершаешь поступки, я делаю выводы.

— Мне стоит волноваться? — Надя усмехнулась, приподняв бровь.

— Думаю, волноваться я буду.

— О чем?

Надя расправила стебли, покрутила вазу, отыскивая лучшую, по ее мнению, сторону, и, склонив голову, прищурилась, глядя на итоговый результат. Улыбнулась, когда реальность превзошла ожидания.

— Белые, желтые, фиолетовые…

Варвара посмотрела на расставленные по комнате вазы с цветами. Изящные лепестки гардений, хризантем и пионов[1] казались ярким островком на фоне немного грустной, но уютной квартиры. Они дарили настроение, эмоции, но вместе с этим таили в себе, как казалось Варваре, скрытые крики о помощи.

— Это просто цветы, мамуль.

— Они были бы просто цветами, если бы не моя дочь — самый талантливый флорист этого города. И палитрой этих цветов мы начали любоваться не так давно… — Варвара нахмурилась, на ее высоком лбу появилась длинная складка. Сглотнула и снова взглянула на дочь. — Ты уверена, что поступаешь правильно, милая?

Тонкие ладони, поправляющие композицию в вазе, на мгновение задеревенели. Надя застыла. Спустя долгие секунды тишины развернулась, и выдохнув, расправила плечи.

— Так случается, мамуль. Люди сходятся и расходятся. Это всего лишь жизнь.

— У вас она была хорошей.

— Была, не спорю. Но ничто не может длиться вечно.

Варвара кивнула, но глаз с дочери не свела.

— Значит, ты уверена в том, что делаешь?

— Я — да. А вот Тим… — что-то неуловимое проскользнуло в ее голосе, — сопротивляется.