С тех пор она ходила, загадочно улыбаясь своим мыслям, и в деревне стали шептаться, что Лина спуталась с каким-то мужчиной, но с каким – никто не знал.

Возвращалась она, как всегда, за полночь, когда все уже спали и дома чернели в ночи. Только кое-где, как светлячки, мелькали фонарные огоньки, значит, кто-то тоже шел домой, как она, но, боясь заблудиться или оступиться на неровной дороге, освещал себе путь. Лина не понимала зачем. Если человеку суждено оступиться, он это сделает и с фонариком в руках, и под светом прожекторов, и в ясный, солнечный день, а если суждено пройти по своей дороге, ему не помешает и кромешная тьма.

– Лина! – окрикнул ее знакомый голос.

Она вгляделась в темноту. Мелькнуло короткое белое платье, и к ней, почему-то из кустов, вышла ее подружка Ленка. Они дружили с тех пор, как познакомились на качелях, сделанных одним из деревенских стариков. Качели были бесхитростные, изготовленные из шины, привязанной за веревку к толстому разлапистому дубу. Но других деревенские дети и не знали, поэтому очень их любили и все время спорили, чья сейчас очередь кататься. Лина любила раскачиваться все сильнее и сильнее, так, чтобы захватывало дух, а ноги касались сначала крыш домов, потом яблоневого сада, растущего за деревней, а потом и неба, голубого и в заплатках из облаков. Ленка, худая, чумазая, стояла в стороне, с завистью глядя, как катаются другие, пока Лина, взяв ее за руку, не усадила на шину. «Я боюсь! Боюсь!» – визжала Ленка. Качели раскачивались все выше и выше, а ветка дуба похрустывала, пока наконец не отломилась, и качели, вместе с перепуганными девчонками, рухнули на землю. Остальные дети замерли, прижав ладошки к губам, и не решались подойди ближе, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Но тут Лина с Ленкой, лежавшие на шине вверх ногами, переглянувшись, расхохотались. И, протыкая друг друга пальцами, так смеялись, что слезы брызнули из глаз, а животы свело от натуги. Качели потом перевесили на другую, толстую и сучковатую, ветку, а девочки с тех пор были неразлучны.

– Ты чего тут делаешь? – удивилась Лина, глядя на подругу.

– Денег не хочешь заработать? – вместо ответа, спросила та.

Лина вспомнила, как уже трижды пыталась скопить на билет до Москвы, складывая монетки. Но в первый раз мать, найдя ее тайник, забрала деньги себе.

Второй раз, когда Лина стала носить их с собой, чтобы не нашла мать, сбережения отняла на улице местная шпана. В третий раз она стала прятать деньги в яму у калитки, прикрывая ее камнем, но снова напрасно. Кто обнаружил ее тайник, девушка так и не узнала. Впрочем, ее накоплений не хватило бы даже на то, чтобы прокатиться на подножке поезда.

– Хочу, конечно!

Лена быстро рассказала свой план. Он, правда, оказался не таким уж оригинальным, но был вовсе не плох. До ближайшей железнодорожной станции от деревни нужно было идти около часа. Там, на вокзале, разные торговки ждали проходящие поезда, а когда те останавливались, на пять минут или всего на минуту, продавали пассажирам пирожки, вареную картошку, фрукты и ягоды, разложенные по пластиковым стаканчикам. Подруги решили нарвать кукурузу на колхозном поле, которое охранял старик сторож с лохматой собакой, сварить початки и продать их на станции. Прикинув, сколько сможет выручить за день, Лина подумала, что на билет до Москвы, если очень повезет, ей придется копить целый месяц – но разве это так много, всего-то тридцать дней!

– Хорошо, завтра же начнем, – согласилась она. И подруги договорились встретиться на том же месте ранним утром.

Солнце уже окрасило горизонт, а трава была мокрой от росы. Деревенские жители вставали рано, и, когда Лина, с трудом разлепив веки, проснулась, ее мать уже возилась в огороде. Спешно одевшись, девушка умылась холодной водой и побежала к подруге, которая наверняка уже ждала ее.