Настроение, как и завтрак, оставляет желать лучшего. Если совсем недавно я думала, что все поползновения нахалки к Никите завершились, то теперь понимаю: ошиблась. Она просто выжидала удобного момента и сейчас активизировалась. От этого чувствую себе неспокойно. Нет, я верю Никите, но не доверяю ей.

Нацепив купальник и парео, собираю пляжную сумку и жду остальных.

Вчерашний утренний поход на море расстроил выходкой нахалки, хорошо хоть вечером ленивая девчонка не пошла с нами, и мы наслаждались морем и роскошным пляжем почти наедине (за камнями расположилась еще одна семья).

Но что ждать от нее сегодня?

Под привычное ворчание рыжей особы начинаем спуск по каменной лестнице.

После очередного поворота, натыкаюсь на огромного волосатого козла с черной головой и опасно торчащими рогами, в метрах трех от меня. От неожиданности резко торможу, не давая пройти остальным, и пялюсь на него. Он в ответ таращится на меня.

– Что ты нас задерживаешь? – раздается недовольно голос, который, уверена, долго будет сниться в кошмарных снах после возвращения в Питер.

Хочется ляпнуть: встретила твоего родственника, но я не настолько невоспитанная и просто ухмыляюсь про себя.

– Сними его, – раздается позади голос Антона, но лишь только я вытаскиваю телефон и, включив камеру, делаю пару шагов, чтобы заняться фотоохотой с более близкого расстояния, как он шустро направляется вниз, а затем вообще в сторону.

Дальнейшие акробатические па с полетом от одной скалы к другой заставляют наши челюсти отвиснуть. Нечасто приходится видеть летающего козла.

Оборачиваюсь на Никиту и смотрю ошалелым взглядом:

– Офигеть.

Кивает.

– Прикольно.

– А если он сорвется?

– Если на камни – разобьется.

Отходя от увиденного, начинаю медленно спускаться, все еще прокручивая необычную сцену полета и сожалея, что не успела ее запечатлеть.

Море сегодня штормит и плавать с масками Никита не разрешает.

Придумываю новую забаву: качание на волнах и отдаюсь ей полностью как маленькая девочка, утягивая за собой сторожащего меня парня.

Мы дурачимся, запрыгивая друг на друга, качаемся на волнах и периодически из-за невнимательности оказываемся с головой погруженные под воду или вообще шлифуем животами дно.

Уже собираясь выходи́ть на берег, замечаю недалеко от нас пытающегося привлечь внимание человека, и застываю. Это совсем непохоже на приветствие. Скорее всего, тот, кто сейчас машет руками, тонет.

Дергаю Никиту, указывая в сторону, где видела утопающего, и заторможено смотрю как он, не раздумывая, ныряет в волну и начинает плыть туда.

Внутри все холодеет. От парализующего страха за Никиту; от воспоминаний о злополучном рипе, который утащил меня в океан, в то наше первое путешествие; от ужаса, что неожиданно поднялся откуда-то из глубины сознания...

Отсчитывая секунды сумасшедше стучащим сердцем, не отрываясь, смотрю, как мой любимый человек приближается к цели, как потом две головы, покачавшись на волнах рядом, начинают медленно, но верно приближаться к берегу.

Уже почти у самой кромки ошарашенно осознаю – это Милана.

Злость накатывает до критических отметок и хочется, не стесняясь никого, заорать на нее: «Идиотка! Если не дорога своя жизнь, то незачем заставлять рисковать жизнью другого человека».

Вот только взглянув на ее заплаканное лицо, на дрожащую жалкую скрюченную фигуру, я молча иду за полотенцем и протягиваю сумасшедшей.

Она укрывается им и обессиленно плюхается на песок. Тут же подбегает дремавший на берегу Антон.

– Мила, что случилось? Почему ты пошла в воду в шторм? – взволнованно спрашивает он, садясь рядом и обнимая ее.