А живет эта девочка с мамой, папой, братом и второй бабушкой. «И вот я об этом думаю, и вдруг ко мне в комнату стучится и заходит вторая бабушка, с которой мы живем. И говорит: „Внучечка, чего ты грустишь? Пойдем, я налила тебе чаю, расскажешь, а можешь и не рассказывать, просто чаю попьем“. Я к ней поворачиваюсь и говорю: „Бабушка, ты ничего не понимаешь, куда ты лезешь, уйди, дай побыть одной!!!“ Я ее прямо чуть не вытолкала. Бабушка закрыла дверь и ушла».

Девочка думала, что в ее территорию вторгаются. А почему так произошло? Потому что эта бабушка в первом контуре, и она не ценна.

После нашего разговора у девочки был очень сильный внутренний переворот от осознания ценности разных контуров. И даже накопленное раздражение против второй бабушки, которую она постоянно сравнивала с той бабушкой, которая умерла, у девочки ушло.

Мы иногда представляем тех людей, которых с нами нет, к которым мы не можем прийти, даже «бывших», с более позитивными качествами, чем есть на самом деле. А тех, кто рядом мы, наоборот, не замечаем, обесцениваем. Это происходит из-за такой вот «петли», такой обманки мозга, будто те, кто рядом с нами, являются менее ценными, чем те, кто далеко.

Сидит ребенок на уроке, а то, что происходит за окном, кажется ему более ценным и интересным.

Какой самый главный вывод надо сделать?

На каждом из контуров дети применяют свое восприятие этого контура. На каждом новом контуре мы общаемся по-другому. Заметьте, как вы общаетесь с теми, кто в первом контуре, и как вы общаетесь с теми, кто в третьем.

В моей семье был интересный случай. Моя мама, учительница не в первом поколении, росла в семье с четырьмя детьми, т.е. у нее еще есть сестра и два брата. И вот моей маме как-то звонит ее брат и говорит: «Люба, я еду в командировку в Питер и сегодня вечером буду у тебя». Мама отвечает: «Конечно, Юрик, приезжай».

Но мы с мамой за несколько недель до этого купили билеты в театр, и именно на этот день и именно на это время. Билеты были в «Мариинку», и, конечно, их не хотелось терять, да и просто очень хотелось пойти в театр. И мы с мамой придумали решение.

У мамы на площадке живет семья: Саша и Аня. Мы им доверяем, мы друг друга давно знаем. Мы решили ключи от нашей квартиры занести им. При этом им можно звонить в домофон, у них большие дети, и никто не спит.

То есть мы придумали такое решение: Юра приезжает, звонит в соседнюю квартиру, забирает ключи и заходит к нам домой. Мы Юре звоним и об этом рассказываем: «Юра, у нас сегодня театр, билеты были куплены давно, мы придем попозже, ключи у соседей, они ждут твоего звонка, для тебя все готово, „кофеечек-чаечек-вафелька“, возьми ключи у соседей и будь как дома».

И вот мы уже на пороге театра, вот-вот начнется спектакль. Примерно в этот момент Юра должен прийти домой. Мы ему звоним и спрашиваем: «Юра, ну как, ты дома?»

В ответ: «Я не буду никого тревожить, как так можно? Я буду здесь сидеть на лавочке и ждать вас». И он начинает «нападать» на маму: «Как ты так можешь? Что я, буду тревожить чужих людей? Зачем ты им ключи отдала? Мне неудобно к ним заходить, может, они заняты. Но ты не переживай, не волнуйся, я подожду».

Все потому, что чужие люди ценнее, родных-то можно «потеснить», а перед людьми за пределами контуров общения неудобно, их жалко тревожить. И моя мама, самых честных правил, решает: «Я не пойду с тобой в театр, надо Юру спасать, что он там будет сидеть».

Я сказала: «Мама, ты никуда не пойдешь, я тебе просто запрещаю, потому что подумай, что происходит. Ты, его родная сестра, которая сейчас в театре, которая ждала этого и очень хотела пойти, должна все бросить, потому что мужчина не может решить проблему? Потому что мужчине „сорвать“ тебя для того, чтобы ты дала ему ключи, менее важно и ценно, чем просто нажать на кнопку соседней квартиры и попасть домой. Он просто этого не хочет. Он будет сидеть на скамейке около дома».