– Всё как-то…, – замялся Топор, подбирая слово. – Как в кино. Как в Библии, где святые исцеляют грешных словом божьим. В жизни такого не бывает – если человек умер, то уже навсегда.

– Ну, значит, Наташка обманула меня, хотя она была в таком состоянии, в полном ауте, и чтобы сыграть так, нужно быть гениальной актрисой. Нет, Алёна точно была мертва.

– Ты поговори с ней ещё. Узнай про воскрешение, что это за девчонка, где её прячут и как она пользуется своим даром. Если он вообще у неё есть, – Топорков притянул девушку к себе и, обняв за талию, сказал глядя ей в глаза: – Извини. Скоро всё это кончится.

– Когда Семён? Когда? Я так устала здесь, подстраиваться, подкладываться под нужных Алёне людей. По-моему она вообще никого не считает за человека, – прошептала девушка, обмякая в объятиях любовника и тот ответил, нежно гладя её по щеке тыльной стороной холёной ладони:

– Я думал сегодня. Сегодня со смертью этой чёртовой кровавой барыни закончится моя прежняя жизнь на побегушках, на вечных вторых ролях и начнётся новая. Наша новая жизнь. Ведь, по сути, я просто пешка, а не глава клана. Ты знаешь, когда мы с Северянином ворвались сегодня в покои Алёны со шприцом яда в руке, и узрели её стоящей у кровати, и казалось видящей нас насквозь – знавшей, зачем мы пришли на самом деле – я вдруг испугался, что Вилен прикончит её прямо там на моих глазах.

– Иногда мне самой хочется её убить, – сказала Светлана, прижимаясь к груди Топора, но тот, взяв её лицо в свои пахнущие одеколоном ладони, накрыл губы поцелуем. Девушка ответила, но потом попыталась отстраниться, вырваться из сладкой ловушки: – Пусти. Не дай бог, кто-то войдёт сюда и увидит нас вместе.

– Я попросил Антошку никого сюда не пускать. Может он и не слишком умён, зато предан, и слово моё для него закон. Нужно быть безумцем, чтобы идти против этой горы мышц, – покрывая поцелуями нежную шею, прерывисто шептал Топор, всё больше возбуждаясь, и возбуждение его передавалось девушке, низвергая обоих в сладкую пучину любовного безумия.

Когда он вернулся в игорную зону похожий на проповедника мошенник только что бежал, оставив выигрыш, и довольный восстановленной справедливостью Северянин спросил, глядя на удовлетворённое лицо товарища: – Долго тебя не было. Занимался расспросами?

– Причём с пристрастием, – усмехнувшись, ответил Топорков и, склонившись к уху мулата, стал подробно рассказывать о произошедшем в Полисе. Прошло ещё не меньше часа, когда поднявшаяся по лестнице любовница многозначительно взглянула на Семёна. Тот последовал за ней, а когда вернулся, доложил Северянину:

– Наташки нигде нет. Той девчонки, что прислуживает Алёне.

– Может домой ушла?

– Нет, она здесь же и живёт на первом этаже, чтоб уменьшить контакты с посторонними, и общается лишь с ближним кругом доверенных Барыне людей. У Светки дар – люди делятся с ней тем, что никогда бы не рассказали другому даже под пытками. Это я на себе испытал.

– Получается, Алёна спрятала единственного человека, кто видел её мёртвой и хоть что-то знает о воскрешении, – задумчиво произнёс мулат глядя поверх голов людей в казино.

– Не считая доктора и её верного цепного пса.

– Да, Леший уж точно болтать не будет. Как и доктор, если на него хорошенько не надавить.

– Пытать доктора? – удивлённо взглянул на товарища Топор. – Уж лучше было сразу воткнуть Алёне шприц в сердце.

– Тогда бы мы ничего не узнали о воскрешении.

– Да мы и так не знаем, одни догадки, – проворчал Семён, выходя за мулатом из казино, больше им делать здесь было нечего.

***

Хворь отступала и пусть Алёна была ещё слаба, неотложные дела требовали её участия. Равновесие в Корпорации Семи Свободных Городов едва не было нарушено и чуть не ввергнувшийся в пучину хаоса выстроенный ею мир показал Алёне как он непрочен. Её не удивило столь быстрое появление глав союзных Домов, чему она не могла найти объяснения, так это своей болезни.