Мы ночуем недалеко от Вислы в деревне Подленж. Переходы окончены, и теперь перед нами встают другие вопросы: завтра утром мы должны рекогносцировать наши будущие позиции. Неприятель близко, и надо спешить. Наша пехота – 1-й и 4-й полки дивизии^>14 – уже на месте и роют свои окопы.

Утром под руководством командующего бригадой мы – командиры батарей – уже в седле.

Вот она, Висла, светлая, блестящая полоса, уходящая вдаль. Зелеными широкими коврами стелются ее берега вдоль ее вод. Местами над самой рекой спускается в воду гуща нависших высоких кустов, в чистое зеркало ее струй глядятся – наглядеться не могут. Песчаными золотистыми пятнами сверкают на солнце ее отмели. Старыми тенистыми садами покрыты острова, на которых раскинуты ютящиеся в деревьях селения. Блестят серебром крылья чаек, снующих взад и вперед вдоль берега. Стонут, жалобно плачут и вдруг камнем падают в воду. Взмахнула крылом, круги пошли по воде, а чайка вновь стонет, вновь блестит серебром своего оперения.

Наш берег, далеко вглубь покрытый сплошным лесом, сходит почти обрывом к широкому, болотистому открытому лугу. В этом месте Висла расширяется, образуя целую группу мелей и утопающих в зелени островов.

Не занятый еще в этом месте неприятелем противоположный берег густо населен. Здесь сравнительно на небольшом пространстве сосредоточилось сразу несколько селений: вправо из-за густой растительности виднеется черепичная крыша господского дома Магнушев. Перед нами деревни: Пшедваржицы, Клода и Ричавол.

Батарейные участки размечены: 6-я батарея как раз против вероятной переправы германцев.

Едем домой и слышим над собой шум мотора. Из предосторожности сворачиваем в лес, вынимаем бинокли и стараемся определить национальность летящего аэроплана. Резкие очертания черных крестов на светлых крыльях не вызывают никаких сомнений в том, что это германский разведчик. Мы провожаем его глазами, пока он совершенно не скрывается в облаке.

Командующий бригадой предполагает сегодня дать людям отдых, а завтра с утра окончательно рекогносцировать позиции, после чего сейчас же занять их батареями. Я протестую: мы можем опоздать. Необходимо занять позиции раньше, чем неприятель появится на противоположном берегу.

– Мало ли что может случиться? Я, во всяком случае, прошу разрешения проделать все это сегодня.

– Как хотите.

В тот же день батарея двинулась на свою первую боевую позицию.

– Ну, ваше высокоблагородие, – смеются люди, – японца видели, теперь поглядим и на немца.

Дорога идет лесом, и мы любуемся образцовым порядком, в котором содержится лес.

Какой лес! Сплелись верхушками высокие буки, плетнем закрыли лазоревое небо. С трудом пролезают меж листьев и тонких ветвей лучи солнца, освещая прямые, ровные как один, серые стволы деревьев. Нет бурелома, нет валяющихся гниющих веток, топор никогда не звенел здесь, под зеленой сенью этих буков-красавцев. Между стволами быстро промчались какие-то тени. Выскочили на небольшую лесную полянку, застыли на месте, изящные, стройные, с полными дикого любопытства глазами. Это козы. Только один момент простояли недвижно и скрылись, исчезли так же быстро, как появились.

Наши наблюдения вскоре были прерваны самым неожиданным образом: опять шум мотора, и опять германский аэроплан у нас над головой. Вдруг почти у самой батареи раздался какой-то выстрел, появился дымок, и что-то как будто бы свистнуло в воздухе. Мы сразу не поняли, в чем дело, только некоторые лошади испугались и шарахнулись в сторону, но сейчас же все пришло в порядок. Оказалось, что германский летчик заметил батарею и бросил в нее какой-то жалкий снаряд вроде маленькой бомбы. Аэроплан скрылся, и мы продолжали спокойно свой путь.