И у меня возникло, чуть-чуть, ощущение, что у меня тело немножко отобрали. Ну, то есть оно – моё, но в совместной собственности с ним. И меня от такого начало подбешивать.

Ну а потом он сделал мне клизму выбить запор. И я сдохла от стыда. От стыда за что – ниже.

Сдохла – это я заорала, сердце встало, а я вывалилась из тела, и собралась было сбежать и спрятаться.

Но меня не пустили. Мягко удерживая, как нассавшего в углу котёнка за шкирку. А потом на меня рявкнули:

«А ну марш в тело и жить!»

И я – в тело и жить.

Вздохнула, сердце застучало.

А меня накрыло бессильным бешенством.

Решила, что – хрен с ним. В коме поваляюсь, пялясь на разные картинки.

Ну и денька три – валялась. Пялясь в разные картинки. Сначала – очень страшные и мрачные. Пока не выдернуло из картинок первый раз. Вообще выдёргивало три раза.

Первый – в ванной. Мы лежим в воде, я – на нём. Он – в штанах, майке. И от него – хлынула настырная заливка энергии через нижнюю чакру. И тело… ладно, я целиком, не выходя из комы, стону и ору в оргазме. Без единого его движения, просто на потоке энергии и мыслеформе.

Я это даже тогда смутно запомнила.

Второй – когда исчезло ощущение его рядом. А появилось – какой-то тётки. Я заплакала от одиночества. Прилетело, что меня не бросили, а просто отошли. И – успокоилась

Третий – когда из ванной переложили на кровать. Смыв всё, что из меня выдавило и высосало клизмами в паро-барокамере с препаратами в воздухе и солями и водородом в воде.

Точней, чуть очнулась, не когда переложили. А когда захотелось поссать, а – кровать. И или – приходить в себя и идти, или – ссать в кровать. После ванной было привычно не приходить в себя. И вот когда я обоссалась, а подо мной за полминуты поменяли простынь и обмыли… ну, в общем, от обмыва выглянула из картинок посмотреть, что там.

А потом рядом с телом появилось ощущение, что ко мне вернулась часть меня, которую я отдала на растерзание в пропасть с голодными гнилодухими уродцами, и которая со всей силы тянула меня за собой. А я была готова умереть, лишь бы не свалиться. И все силы и воля – на то, чтобы не свалиться. На остальное – не хватало. А теперь – всё. Не тянет. И, наверное, я смогу жить дальше.

Повалялась без сознания ещё немножко, проверяя, не показалось ли. И – пришла в себя пописать.

Это я сейчас помню, что было. А тогда в памяти осталось – я бегу за автобусом, а он меня не дожидается. И я понимаю, что силы – всё. И сейчас меня добьёт боль и холодный дождь. И иду под грузовик, чтобы быстро и наконец, стало не больно. Потом вроде было что-то ещё.

А потом – щёлк, и я – лежу на кровати под одеялом. Голая. Бритая. Без температуры. Почти без боли. Только слабость – лютая. И очень хочется писать.

И первое чувство – стыд. Что меня, само собой, рассмотрели и всё увидели.

А потом у меня наступил шок. Потому как на одеяле под рукой лежал парик. Из моей косы. Которую я продала и проедала месяц. Но от которой не смогла отцепиться, от чего начала болеть.

И поверх всего налило эмоций. Стыда с непониманием, что происходит. Безумной ярости, что – не отдам. Паники, что я не знаю, что я буду должна за возврат моих волос и не проще ли будет сдохнуть.

Но я всё это – через нимагу убрала под мрачное каменное лицо. Встала, замоталась в простыню и пошла писать. В процессе найдя под простынёй клеёнку и добавив себе повода стыдиться. И, кстати, встать и замотаться – это было сложней управления в хлам пьяным телом. Оно ну очень не хотело шевелиться.

Выползла в коридор. Услышала за закрытой дверью на кухню клацанье клавиатуры. Именно клацанье. Ну, первое поколение клавиатур. Тогда – даже не поняла, что это за звук. Напугалась. Рванула в туалет.