А он сказал:

«Так, барышня. У вас… лёгкие – воспалены, работают процентов на двадцать, почки – воспалены, забиты соплями, еле работают, организм истощён голодом, и высушен, ибо пИсать очень больно, ну и печень говорит, что ещё пару-тройку часиков и она отказывается в таких условиях работать и поддерживать температуру под сорок. Так что вам – в больницу. Вот вообще срочно бегом прям счас».

Я – постояла, собирая мысли в кучу и сосредотачиваясь. Потом отодвинула плащ и изобразила руками, пытаясь отупевшим мозгом довнести громко думая… короче, я промаячила, что я – убила мента и меня ищут. Ну, мне, в общем, было уже пофиг. Я – уже ушла в следующую жизнь. А тело работало на привычках. На программах. На программе общения с дедом и учительницей.

Он – призадумался. Я – опять начала уплывать, но очнулась. От того, что меня повернули и в меня заглянули два красных – угольных! – глаза из-под чёрного капюшона.

Ну, диагноз выше – вы слышали, и состояние мозга можете представить. Так что мозг как-то машинально отметил, что, судя по идеальности лица, это – чёрт. И, наверное, ад есть и за мной пришли. А может, я вообще уже там, и поясница и вообще всё внизу живота – это от сковородки.

Так что когда чёрт в легком «ничоси» задрал бровь, я вообще не отреагировала.

А когда он спросил:

«Поженимся что ль?»

Я ответила «конечно», и – отрубилась.

Само собой, пару лет спустя я всё это в сомедитации извлекала из бессознательного в обычный опыт. Но в рамках интервью, следующие три дня, которые без диалогов – кратенько.

В общем, меня завернули в плащ, подняли и понесли. Взглядом отшугнув юношу в костюме с галстуком под зонтом.

Занесли в падик почти следующего дома по улице, подняли на третий из трёх этажей. Занесли в квартиру, в ванную и сложили на пол.

Ванная была… ну, сейчас это типовая гермокамера-бассейн с регуляцией вытяжки и расщепителем воды с регулировкой кислорода в воздухе и водорода в воде. Только это был 91-ый год, и я была в прототипе «куска подлодки».

В ванной закрыли дверь, врубили парообразование, налив воды и насыщение воздуха кислородом.

Потом в ванной появился надувной матрас. Меня переложили на него. И начали раздевать.

Тут я чуть-чуть приподнялась в сознание. Ровно настолько, чтобы перестать сдерживать в себе свой кошмар и задергаться с воплями «да, нет, не надо».

Мне… ну, прилетел успокоенчик. Некая пронзительная – до глубин, несмотря на потерю сознания, – мысля, что всё норм. Просто в одежде в ванной – неправильно. И коли мне охота прикалываться с потерей сознания – то с меня снимут. Ну или можно очнуться и – самой.

Я – не пришла. Ибо ещё не решила, выживу ли. Или ну его. Ну и почки ломило уже очень. И терпеть это уже сил не было.

Так что меня – раздели, выкинули одежду за дверь. Уложили почки в воду, а голову – на матрас.

И оставили на минутку.

Выживать дальше мне вообще не хотелось. Ну, потому что даже если я поправлюсь, то – снова всё то же самое. Безработица. Голод. И я опять там же. Только – под Новый Год замерзаю в сугробе. Ну, или всё-таки сорвалась и покатилась по панели, и, наверное, лежу в сугробе, как-нибудь взаимоубившись об какого-нибудь клиента или даже банду.

Опять я забегаю… В общем – коротко:

Он вернулся. Попытался влить через трубочку из бутылки. Но у меня зубы были стиснуты и не залилось.

На меня – посмотрели. На меня. Я тупо злобно подумала, что нахрен всё и сдохну.

Он вышел, вернулся с пятком двадцатикубовых шприцов. И нахерачил подкожными уколами. От чего тело разогрелось и призадумалось, что, может быть, выживет.

Потом он слил ванну, положил меня на матрас и побрил внизу. Забрав, а не слив волосы.