Арт пожимает плечами:

– Не знаю, что тут сказать. Я всегда был таким. По крайней мере, если верить записям в моем дневнике. Прикинь, я назвал его «Бортовой журнал». Тупо, правда?

– Бортовой журнал? – Я улыбаюсь. – По-моему, «черный ящик» звучит убедительнее. Особенно в нашей ситуации.

– Ты, кстати, знала, что я с пятнадцати лет в аэроклуб записан? – спрашивает он. Отрицательно качаю головой. – Я тоже не знал. После выпуска в Академию военно-воздушных сил собирался. Детка, да я последний романтик, оказывается. У меня даже первый прыжок с парашютом записан, – ухмыляется он уголком рта. – Хотел сделать эффектное сальто, но не учел вес рюкзака и поэтому вывалился из самолета головой вниз, как мешок. Наверняка, по приземлении мне от командира досталось, но соблазн всегда был сильнее меня.

– И сейчас сильнее, – подтверждаю я.

– Только он и не дает мне терять жизнелюбия.

– Иногда до чертиков раздражающего.

– Зато успокаивающего.

– Надоедливого. – Я прикусываю щеку изнутри, чтобы заглушить порыв смеха. Артур пихает меня плечом, а я пытаюсь от него отмахнуться. – Ты наглый хитрец, а не последний романтик.

– Боже, с вами невозможно, – снова откликается Шон. – На правах временного командира я все еще имею право на всех наорать и уложить насильно?

– Не поминай имя господа всуе, – шипит Арт, тыча в его сторону пальцем. – Пожил бы с моей теткой, знал бы!

Смеяться – это последнее, что стоит делать в нашем положении, но я не могу сдержать глупой улыбки.

– Вот оно! Ты наконец повеселела… – говорит Арт.

– Как я от вас устал, – обреченно стонет Шон и уходит вниз – наверняка за чаем, ведь у самых дверей я успеваю разглядеть на его лице улыбку.

***

Светлеющее небо еще забрызгано ледяными звездами. Здесь, у самой границы мира, они яркие как никогда. Обняв себя руками, выдыхаю все переживания в уходящую ночь, оставляю их дому – и океану. За его линией уже разгорается солнце – пускает по сторонам полупрозрачные лучи-прожекторы и медленно растворяет темноту.

Шон грузит в машину сумки. Арт, стараясь помочь, всеми силами ему мешает, отчего с крыльца доносятся веселые смешки вперемешку с приглушенным ворчанием. Дверь закрывается с тихим хлопком, я убираю ключ в карман и наклоняюсь зашнуровать ботинки, как вдруг вижу торчащий из-под снега кустик. Приседаю и протягиваю руку, освобождая лепестки от сухих листьев. Фиалка. Цветок, в честь которого меня назвали. Я касаюсь бархатных листиков, удивляясь, как упрямо они тянутся вверх, прорываясь сквозь острые кромки льда. Их так легко сломать, растоптать, не заметив, тяжелыми ботинками, забыть среди прошлогодней листвы, словно что-то ненужное, – но разве возможно сдержать силу, которая заложена природой?

Я прикрываю на секунду глаза и улыбаюсь, застигнутая этим пониманием врасплох, так что даже вдохнуть забываю. Позволяю ему медленно прорасти внутри, пуская корни в самое сердце, до искрящейся боли – но боль эта кажется почти благословением, потому что наконец-то пробиваются первые ростки уверенности: что бы ни случилось, я его найду.

Копия почтовой переписки. Эдмундс. 15 октября 2008

КОМУ: Фрэнк МАКСФИЛД

ДАТА: Вторник, 15 октября 2008 2:02 PM

ОТ КОГО: Альфред ТОРН

ТЕМА: Тайлер Ламм – психопортрет

ОБЩАЯ КАРТИНА

Объект успешно интегрирован в группу №1. Приняли его сразу. Ламм быстро завел в отряде собственные порядки и занял доминирующую позицию.

Выявлены трудности с соблюдением распорядка. Объект импульсивен, часто делает то, что сам считает нужным, игнорируя правила. Демонстрирует симптомы посттравматического расстройства: кошмары, внезапный крик по ночам, открытую агрессию при попытках разговора о погибшей семье. Враждебность проявляется в основном в отношении воспитателей и курсантов группы №2.