Тревожный шепот в голове потихоньку умолкает, напряженные мышцы расслабляются, потому что ожидать неизбежного вместе уже не так страшно. Скоро наступит завтра, в котором я стойко буду делать вид, что не слабее и не трусливее парней. Но это всё – завтра. А сегодня, в темноте холодной комнаты, я еще могу отчаянно цепляться за укрывающее меня одеяло, чувствовать плечо рядом и немножко бояться.

– Внизу осталось печенье. Может, чаю? – наклонившись к моему уху, шепчет Артур. Тепло его одеяла согревает мои холодные ступни, и, чтобы побыстрее разогнать кровь, я аккуратно потираю их друг о друга.

– Звучит здорово. Только вылезать не хочется. Может, сбегаешь?

Глаза Арта загораются детским восторгом, а улыбка светит во тьме, словно лампочка. Скрипя матрасом, он откидывает одеяло и опускает ноги на пол, как вдруг у противоположной стены раздается сонный голос Шона.

– Эй, – шепчет он. – Вы там что, пикник посреди ночи устроить собираетесь?

– Нет, спи, – шипит Арт и забирается обратно, прикладывая палец к губам, чтобы я молчала. Снова наступает тишина. Но ненадолго. – Может, в карты? – спустя две минуты предлагает Кавано. На его предложение снова отзывается Шон.

– Я не пойму – что, никому, кроме меня, сон не нужен? – возмущается он, поворачивается и привстает, опираясь на локоть.

– Не спится. Как будто сама ночь против нас что-то замышляет. Не нравится она мне, – шепчет Арт, и я киваю, полностью с ним соглашаясь. С момента «пробуждения» в поезде вряд ли была хоть одна ночь, которая бы мне понравилась. Возможно, были ночи, которые я любила, но они остались «по ту сторону», я их не помню. – Словно что-то готовится. Не очень хорошее.

– Как минимум, мы собираемся вломиться в самую защищенную лабораторию страны. Куда уж хуже? – иронизирую я. Слова произносятся удивительно легко, словно я давно смирилась с обстоятельствами, как осужденный на казнь – с собственной долей. – Интересно, если нас поймают, на месте пристрелят или будут долго и мучительно пытать?

– Зная твоего отца, думаю, второе, – бормочет Арт. – Надо будет с утра ногти подстричь покороче. На всякий случай.

Шон переворачивается к нам лицом.

– Может, хватит давить на психику?

– Да я даже не начинал, – отмахивается Арт. – Это называется сарказм, Рид. Помогает сделать ситуацию менее пугающей. Попробуй. А еще эта книга, что Виола притащила… Говорил я, не стоит читать на ночь. Теперь точно будут сниться собачьи черепа, зарытые в жертвенные могильники.

– Раз не нравилось, зачем читал?

– Не спалось. Думал, книжка поможет. Всегда помогала. Только открыл – тут же заснул. Так дальше второй страницы ни разу не продвинулся.

– А мне помогает, – шепчу тихо, чтобы не потревожить Шона. – Каждый день читаю до середины ночи, пока книга сама не вывалится из рук. Лишь бы… – Я прикрываю глаза, делая глубокий вдох, и обнимаю себя руками, пряча ото всех сердце, воющее и тоскующее по тому, кого нет. Тихо договариваю: – Лишь бы не видеть снов.

– Он тебе снится? – спрашивает Арт, явно стараясь вложить в вопрос всю тактичность, которую может в себе найти. – Слышал, как ты разговаривала… с ним, – оправдывается он, принимаясь ковырять угол одеяла. Я вздыхаю.

– Это порочный круг, который я не могу разорвать, – признаюсь я. – Зависимость – не самый плохой вариант, хотя и мучительный. Мне кажется, что даже он от меня устал, но избавиться друг от друга мы не в состоянии.

Арт ничего на это не отвечает, но подставляет знакомое плечо.

– Все наладится.

– Как ты можешь оставаться таким спокойным? Твой лучший друг свалил в закат и неизвестно, жив ли вообще, а тебе будто и дела нет.