– Олег, – протянул руку Кравцов.
– Ну, что ж, будем знакомы, – ответил доктор.
Олег достал из старого буфета разномастные тарелки, из ящичка – вилки, разложил картошку, а в центр стола водрузил плетенку с Бородинским хлебом и початую пачку масла: – Ну, вот, чем богаты, – улыбнулся он.
– Эх, – потирая руки, сказал доктор, – натюрморт что надо. Пойду руки помою. Где тут у вас удобства?
– Идите в обратную сторону и в конце коридора две двери, ванна и туалет. Мое полотенце полосатое. А мыло у нас общее, мы вскладчину покупаем.
Доктор быстро вернулся, от него ядрено пахло дешевым мылом. Они сели и с аппетитом умяли все без остатка. Доктор хлебной корочкой вытер тарелку, бросил корочку в рот и удовлетворенно вздохнул: – Давно я так вкусно не ел, спасибо, накормили, не дали лекарю пропасть.
– На здоровье, – смущенно улыбнулся Олег, – рад был угодить.
– Ну-с, давайте посмотрим, что тут у нас, – и доктор потянулся к подвернутой штанине свободных домашних брюк. Но вдруг поднял голову и внимательно посмотрел на Олега. Тот сидел прямой и напряженный.
– Слушай, давай на ты, а? Не против? – и, не дожидаясь ответа, продолжил, – Олег, скажу тебе один раз, повторять не стану, ты давай, заканчивай очко поджимать, я на войне всякого повидал, и твоя культя меня не напугает. Если нужна помощь – я готов, но уговаривать не стану. Ну, что застыл, скидавай порты и на диван!
Олег молча поднялся и пересел на диван. Желваки на его покрасневших скулах ходили ходуном. Было видно, что он на грани срыва и держится из последних сил. Глаза его были зажмурены, воздух со свистом прорывался сквозь стиснутые зубы, крепко сжатые кулаки побелели. Шло время, никто не произнес ни слова. Наконец, напряжение ослабло, дыхание его выровнялось, и сам он как-то стёк вниз.
– Да! – коротко выдохнул Олег, – ты извини, Филипп, даже не знаю, как так вышло, вдруг накатило и не справился…
– Как по мне, так очень даже справился. Ну, да ладно, попаниковали маленько и будет, пора делом заняться. Давай ка, приляг и поглядим, что там.
Олег лег, вытянулся на спине: -я готов.
Доктор аккуратно поднял штанину и принялся осматривать воспалившуюся культю. Руки у него были крупные под стать комплекции, на первый взгляд неуклюжие, толстые его пальцы порхали над пациентом словно бабочки над цветком, он трогал, тыкал, мял, поглаживал, жамкал, щипал кожу, мышцы и все это мягко, быстро и осторожно. Иногда, когда Олег сильно морщился от боли, доктор убирал руки и тихонько приговаривал: – Ну всё, всё. Наконец, он закончил, понюхал руки и спросил: – А кто тебе смесь для примочек делал? Не Иван ли Платонович?
– Да, дед Ваня, – Олег сел на диване и стал поправлять пустую штанину, – он меня лечил после и потом, еще, когда культю под протез формировали. Плохо у меня все заживало и сейчас нет- нет, да воспаляется. Дед Ваня говорит это потому, что я супротив иду, что никак не могу согласиться, что ноги больше нет, поэтому все у меня так долго и трудно идет. А ты откуда его знаешь?
– Да мы сто лет знаемся, он нам в Чечне в полевых госпиталях помогал раненых выхаживать. Сам приехал в расположение, привез мешок всяких трав, а потом девчонок гонял траву собирать. Знатный он травник, не гляди, что из начальников, сколько народу на ноги поставил, скольким ноги-руки спас, уберег от гангрены, от сепсиса. Ну, и теперь частенько к нему обращаюсь со сложными случаями. Ты деда слушай, он зря не скажет, а смирение для больного – первое дело. Ну, так! Лечение тебе никакое не нужно, продолжай пить дедов сбор и примочки делай. Если будет невмоготу, можно обезболивающие. Да, ты и сам все знаешь. Рубец у тебя неплохой, ничего тревожного не вижу. Если вдруг, культя цвет поменяет, отек будет нарастать, звони. И просто так, звони, – подмигнул он, – хороший ты парень, Олег, и картошку вкусно варишь! Пошел я, делов еще совковой лопатой не перекидаешь. Ты лежи, я сам дорогу найду и дверь захлопну. Давай, пока.