– Но если книга не о сексе, зачем включать туда такие подробности?

– Да ради правды! Если герою книги двадцать пять лет или даже сорок, да пусть и восемнадцать, и он две недели ездит по нормальным городам, по нормальным землям, где живут нормальные люди, я хочу знать, как он справляется со своими сексуальными потребностями. Ты же не будешь утверждать, что человек хотя бы один раз за это время не подумает о сексе и о том, как справиться с собственными устремлениями?

– Не буду.

– Он же не в Гималаи духовными практиками заниматься отправился!

– Даже если и так.

– Даже если и так. Хорошо, я готов даже представить, что такой уникум найдётся. Или пусть он монах, или отказался от всего в силу каких-то убеждений – ну скажи мне об этом. Ты – автор, объясни мне сразу, чтоб я не мучился дурацкими вопросами, чтоб я следил только за мыслью твоей, объясни мне, что этот человек, мой герой, отказался от любовных утех по причине – да по какой угодно причине – по причине разочарования в женщинах. Не будет члена моего в женском лоне, да не оскверню я себя мерзостью такой. И всё! Никаких вопросов. Хотя мне было бы интересно – как он усмирял плоть.

– Всё это какой-то вуайеризм.

– Именно. А разве вся литература не вуайеризм? Это же подглядывание за другими. Другое дело, что приличный автор вкладывает сюда мысль, чтобы ты подглядывал со смыслом. Чтоб вывод делал после подглядывания.

– Так же, как делаешь вывод после еды – хочешь ты этого или нет?

– Конечно! Один просто съест то, что ему дали, а другой попробует понять, из чего это сделано, как это сделано, с чем это подавать – более того, он будет не прочь дома пуститься в кулинарные эксперименты.

– Если хватает денег и фантазии.

– Именно! С сексом то же самое – ты либо развиваешь в себе этот талант, либо зарываешь поглубже и начинаешь хаять всех, кто, по твоему мнению, ведёт беспорядочный и аморальный образ жизни.

– В беспорядочной еде тоже мало смысла.

– Я тебе об этом и говорю. Мы с тобой не спорим – мы говорим об одном и том же. В еде – когда ты начинаешь в ней разбираться и получать удовольствие не только от насыщения, то есть – удовлетворения потребности в пище, но и работать над своим вкусом… да, вот именно так – это же работа над вкусом! – где очень важно самому себе ставить ограничения. Если посмотреть на некоторых – они не едят, они жрут. Жрут и жрут! И я бы законом запретил такое. Это то, чему надо учить в школе, – правильно и хорошо есть. Чтоб приборами человек умел пользоваться, чтоб салфетка была, чтоб рот закрывал. Я не могу смотреть на людей, которые некрасиво едят, – у меня пунктик. Если человек некрасиво ест – я не могу с ним общаться. Я серьёзно. Меня перекрывает. Ты дома можешь делать всё что угодно, но если ты вышел в люди – будь любезен.

– И как это увязать с сексом?

– Очень просто. Я не говорю, что секс надо вынести на улицу. Но если я иду в специализированный клуб или, знаешь, есть театральные постановки – я не хочу видеть там несимпатичных увальней. Это не должно быть мне противно.

– Некоторые любят несимпатичных увальней. Вопрос симпатии вообще очень скользкий.

– Согласен. Но и я волен в выборе кухни.

– То есть, по сути, и еда, и секс – это стремление к красоте?

– Думаю, да. В этом и проблема – большинство не видит в еде ничего, кроме еды. Им главное – набить желудок. Я воспринимаю еду, как такую же ступень человеческого развития, как все остальные – как прямохождение, как грамотная речь, как выбор музыки. Я не силён в антропологии, но, вероятно, когда-то мы хватали зубами кость, и это никого не волновало. Потом мы встали на ноги, и я задаю себе вопрос: почему это не должно влиять на другие элементарные функции?