До аварии у нас с мамой были очень напряженные отношения. Я всегда хорошо училась, у меня не было проблем с одноклассниками, но с родителями были натянутые отношения. Мне казалось, что они не понимают меня. Что я одна против всех. Родители устарели, и не могут понять мои интересы, увлечения и всё-всё запрещают.

И сейчас, она мне говорит, что я должна быть сильной. Ага, конечно, легко говорить, когда ты стоишь на ногах. Я не хотела ни с кем разговаривать. А все лезли с расспросами. Особенно бесил этот жалостливый взгляд врачей, медсестер и родственников, которые приходили навестить меня. Он так и говорил: «Ой, бедняжка, такая молодая, красивая, и теперь не сможет ходить. Как же так?».

После таких визитов я ещё больше погружалась в состояние отвращения к себе и к людям вокруг.

Глава 4 Другая жизнь

После выписки мы уехали в Москву на реабилитацию. Мама все время плакала, что выводило меня из себя. Как будто мне было легче. Это же я теперь не могла ходить, а не она. Я злилась, но старалась не показывать это маме. Хотя иногда все-таки срывалась на грубость. И потом злилась ещё больше на себя, что не смогла сдержаться.

Реабилитационный центр был на окраине Москвы в лесном массиве. Наверное, все больницы строят именно в таких местах, чтобы как будто бы было легче болеть. Но место никак не влияет на внутреннее состояние человека. Ведь пока ты видишь мир только серым, он таким и будет. И это никак не зависит от того, на какой именно мир ты смотришь из окна.

– Привет! Ты новенькая? – бодрым голосом спросила меня девушка, и прервала мои мысли о том, что место никак не может повлиять на меня, и что здесь ещё хуже, чем в больнице. Кругом одни колясочники.

– Привет, – тихо сказала я. Может девушка поймет по моему голосу, что я не настроена общаться.

– Я тебя раньше здесь не видела, ты недавно приехала?

– Да.

Я стала рассматривать эту девушку, было интересно, почему она такая веселая и навязчивая. На вид ей было лет 17 или 18, у неё были ярко-розовые волосы и большие голубые глаза. Она напомнила мне Мальвину из сказки про Буратино, только с розовыми волосами. Платье струилось по её телу, то ли из шелка, то ли из атласа. На ногах были туфли. И мне даже показалось, что она сделала себе макияж.

Чем больше она задавала вопросов, тем меньше мне хотелось разговаривать. Хотела сказать: «Ты не видишь, мне плохо, пожалуйста, ничего не спрашивай». Но у девочки была так жизнерадостная улыбка. Она обескураживала своей легкостью, и мне не хотелось её обидеть.

Буквально заставила себя говорить с ней. Это далось мне очень нелегко. Но в процессе диалога стало легче. Я даже стала задавать сама какие-то вопросы, чтобы узнать о ней больше. Её звали Вера, и она здесь уже не первый раз. Вот её история.

«Я родилась в маленькой деревне. Родители очень хотели девочку. Они ждали и верили, что так и будет. Поэтому и назвали меня Вера. И, конечно, их счастью не было предела. До 6 месяцев все шло хорошо, и мои родители не знали, что со мной что-то не так. Я не сидела в положенные 6 месяцев, не начала ползать и не пошла в год. Врачей в деревне, которые смогли бы поставить диагноз, не было. Родители всерьёз беспокоились. Решили, что нужно уехать в крупный город. Искать объяснение, что со мной происходит. Оказалось у меня генетическое нарушение, при котором мой спиной мозг не сформировался так, чтобы обеспечить меня двигательной активностью. И когда родители уже не смогли носить меня на руках, в нашем доме появилась коляска.

Я никогда не знала, что такое двигать ногами. Не чувствовала босыми ногами пол и не бегала с ребятами во дворе. Сначала я не понимала, почему все дети ходят, бегают, а я только сижу. Родители долго разговаривали со мной, объясняли, утешали. Но ничего не помогало. Я плакала, плакала, плакала. Однажды даже хотела прекратить свои (как тогда мне казалось страдания).