Историк, профессор Миллер записал в своём дневнике 16 октября 1941 г.: «Всё резко сразу изменилось. («Известия» не вышли: говорят, эвакуировались.) Информбюро, первый раз приближаясь к истине, говорит о том, что на западном направлении положение резко ухудшилось. Прорыв центра. Сегодня поэтому Москва – муравейник. Но «муравьи» какие-то чужие. По всем направлениям идут загруженные кладью люди – явно огромное большинство рассчитывает на пешее передвижение. На него обречены даже эвакуирующиеся заводы и учреждения. Большинству же прямо даётся расчёт, иногда с уплатой, иногда с обещанием уплаты чего-то в жалованье. На улицах беспорядок; дворники не убирают подмёрзлых тротуаров. Транспорт в полном расстройстве. Метро закрыто, и слухи о нём плывут зловещие: в толпе говорят, что метро взорвут или затопят. На «взрывание» будто бы обречено Садовое кольцо как основная артерия (её так и создавали, по-видимому), а также разные неувезённые или недоразорённые заводы. Настроение толпы – угрюмое, молчаливое, у иных легкомысленное: ходят как на ярмарке.

Колоссальные хвосты, ибо под предлогом эвакуации многим выдают продукты намного вперёд, а кроме того, кажется решили разбазарить последние склады продовольствия (продают муку, сахар по рыночным ценам; по рабочим карточкам дают пуд муки).

Трамваи переполнены и ходят реже. Автобусы тоже. Огромное количество их, по-видимому, угнано. На троллейбусах сидят даже на крыше.

В толпе говорят о приходе немцев в нынешнюю ночь, о том, что Москву хотят считать (как Париж) открытым городом, о том, что будто бы оборона от налётов снята (однако с 6 часов вечера уже слышны зенитки, видны на фоне тёмного неба рвущиеся снаряды)».

Очевидцы рассказывают, что в толпе кричали: «Должно быть, всё очень плохо, раз нам начали выдавать муку!» «К чёрту муку! Лучше умереть от голода, чем допустить немцев…» И – снова о евреях, о том, что Москву нечем защищать, что евреи растащили весь хлеб и все винтовки…

Паника. И всё-таки она не перехлестнула через край, после чего начинается дикий хаос.

Из «Решения Исполнительного Комитета Московского городского совета депутатов трудящихся» от 17 октября 1941 г.: «В этих условиях особо преступным, противогосударственным поведением является факт дезертирства из Москвы председателя Мосгорпромсовета т. Пасечникова и начальника Управления по делам искусств т. Фрумкина, которые бросили свои предприятия на произвол судьбы.

Исполнительный Комитет Московского Городского Совета Депутатов трудящихся постановляет:

1. Поручить московскому Управлению НКВД вернуть немедленно т.т. Фрумкина и Пасечникова в Москву.

2. Просить ЦК РКП/б/ обсудить о партийности т.т. Фрумкина и Пасечникова, как дезертиров.

3. За дезертирство т.т. Фрумкина и Пасечникова предать суду Военного Трибунала, как дезертиров».

Из отчёта московской городской подпольной организации ВЛКСМ, созданной на случай сдачи Москвы для налаживания диверсионной и разведывательной работы, о ситуации в Москве в октябре 1941 г.: «13 октября наши войска оставили Вязьму.

…Аппарат райкома вооружили пистолетами. Ящики гранат и бутылки с горючим заносятся в подвалы по указанию. Комсомол напихал гранатами сейф.

…16 октября. В райкоме сногсшибательные факты – как прямое следствие паники. У хлебного киоска на Трубной площади давка, хулиганство – ломают киоск. Рабочие Молокозавода задержали директора с молочными продуктами. Продукты и машину отняли, директора окунули головой в бочку со сметаной. Водитель машины райНКВД привёз к зданию райкома гражданина и докладывает начальнику:

– Товарищ начальник, примите. – Обращаясь к сидящему в машине: – Гражданин, выходите, приехали! Возьмите ваши три тысячи.