— И я не знаю, — хмыкаю, глядя на тетрадь в её руках. И да, на тетрадь, а не как думает Пермякова, подавшись всей декольтированной грудью ближе. — Оставляй, если что напишу на почту.

— Спасибо! — выдыхает вот это вот всё.

Серьёзно, сейчас в тренде именно такое великолепие? Хорошо хоть высокие каблуки и короткие юбки давно вышли из моды, иначе получился бы панельный перебор.

— Пожалуйста.

Сколько там уже? Взгляд на часы подтверждает, что пора бы домой, в идеале через кафедру. Хреново, но для поездки к родному очагу придётся брать то ли отпуск, то ли отгулы, зависит от того, как ляжет карта и настроение декана.

Морозова появляется передо мной, когда в аудитории нет больше никого. Какая-то другая, в отличие от прошлого нашего рандеву.

— Илья Глебович, вы что-то хотели?

Хотел, хочу и буду хотеть, но тебе об этом знать рановато.

— Как свидание мечты, Морозова? — Напускного веселья во мне хоть отбавляй.

Настолько много, что она опешивает, глядя широко раскрытыми глазами с тонким, заметным только вблизи, ободком линз. И что за выкрутасы? Надеюсь, на смену имиджа повлиял не Велисов, иначе сдавать ему и сдавать. Хотя бы потому что глаза у Морозовой воспалённые — то ли не привыкли ещё к линзам, то ли отказываются их переносить.

В отличие от глупой хозяйки, которая вдруг решила стать «красивой», хотя, как по мне, и в прошлый раз был полный отвал башки.

— Я… Я не понимаю, о чём вы говорите, Илья Глебович! — А возмущения-то сколько, так бы и сгрести в охапку, чтобы не злилась.

— Да брось, на правах твоего временного уборщика, могу же я поинтересоваться, стоил ли того спор.

Одна фраза, а сколько эмоций! И розовеющие щёки, и даже немного злости. Да, Морозова, я самым наглым образом тебя провоцирую. Пока не знаю на что и не знаю зачем, но настроение из никакого мигом поднимается до верхнего шпиля универа. И не только настроение.

— Илья Глебович, — набрав воздуха, начинает она, — согласна, я повела себя глупо, но это не даёт вам…

Звук открывшейся двери активирует во мне какие-то скрытые рефлексы. Потому что секунда и Морозова снова стоит между моих ног, притянутая почти вплотную и едва ли не упираясь носом в мой нос.

— Что вы…

— Илья Глебович? — А рефлексы-то правильные, очень в тему. Голос Велисова раздаётся в тишине аудитории, и Маша дёргается в моих руках. — Извините, я попозже зайду.

Звук закрывающейся двери ложится музыкой на тонкий слух.

— Не двигалась бы ты, Маша, — наставительно изрекаю я и она перестаёт. Не потому, что послушалась, а потому, что задела бедром самое явное доказательство моей заинтересованности.

— Я напишу на вас в деканат, — мрачно обещает Морозова, больше не опуская взгляда ниже моих глаз.

— Пиши. — Можно подумать, эти жалобы там кто-то читает. — Только после факультатива о взрослых дядях и их реакциях, помнишь? — откровенная насмешка настолько её выводит, что Морозова отталкивает мои руки, отпрыгивая на несколько шагов.

— То, что было… — Если бы было, я бы запомнил. — Это не значит, что я теперь согласна на…

А вот с этого бы места поподробнее, но Машенька сбивается.

— И, вообще, мне не пять лет, чтобы разговаривать со мной как со слабоумной!

Не пять и даже не семнадцать, к моему большому счастью.

— Я умная, взрослая и уважающая себя женщина, чтобы позволять… — Что-что она сейчас сказала? — …даже если это грозит мне неприятностями. И, вообще…

— А, вообще, согласен по всем пунктам. — Я примирительно поднимаю руки, обмозговывая новое озарение.

— Тогда извиняйтесь! — внезапно наглеет Машенька и в изумрудных глазах ждут все кары небесные, если мне придёт в голову отказать.