Да я и сам не буду, учитывая, что этой девочкой планирую наслаждаться долго — с чувством, с толком, с расстановкой. И трезвым. А та доза, которая меня вырубит, вряд ли понравится родителям. И если мнение отца ни хрена не волнует, то мама обойдётся без этого зрелища.
Внезапный и какой-то судорожный вздох с той стороны широкой кровати заставляет вздохнуть и меня.
— Маш? — Она приподнимает голову, а потом и поворачивается ко мне лицом вся такая обалденная в своей пижаме. — Не доводит совесть людей до добра, да?
Глядя на неё, с распущенными волосами, совсем домашнюю, положившую обе ладошки под щёку, я сдаюсь весь и сразу. Почему? Зачем? Да плевать! Какая разница, если, вместо того, что должно, дёргается уже сердце.
В комнате темно, но не настолько, чтобы не видеть выражения её лица.
— С чего вы взяли? — хмурится Маша.
Бесит меня это её выканье.
— Ладно, я не мог уснуть, но теперь ведь и ты не сможешь.
— Я и до этого не могла, — буркнув, она собирается отвернуться, но куда там.
Надо было на полу оставаться.
— Маш…
Сказать нечего, совсем. Но моя рука всё ещё удерживает её за талию. Пусть через толстое одеяло, но внутри от этого пожар почище Нотр-Дамского. И мышцы напрягаются уже не для того, чтобы обнять, а чтобы не прижать Машеньку ближе.
— Маш, а давай?..
— Нет, — твёрдо перебивает она, не пытаясь вырваться. Хотя не настолько и крепко я её держу — хотела бы, отвернулась.
— Что нет? — весело хмыкаю я, чувствуя непередаваемое удовольствие уже оттого, что просто лежу с ней лицом к лицу.
— Всё нет, — иронизирует Маша.
Такими темпами, через пять дней со мной, она и до сарказма дойдёт.
— Сладкая, ты же так не уснёшь, — хмыкаю я, придвигаясь ближе, — и я не усну. И какой тогда смысл…
— Вы обещали ничего не делать без моего согласия! — раздражённо выдыхает она, упираясь ладонями мне в грудь.
И снова какой я молодец. Пижамные штаны и кофта с длинным рукавом спасают от форс-мажора и меня, и Машеньку.
— Вот сейчас я даже спрашивать не буду, за кого ты меня принимаешь, — весело фыркаю в ответ. И одним ловким движением под её испуганный вздох разворачиваю Машеньку к себе спиной. — Ты устала, ты перенервничала, и твой организм отказывается спать. Как и мой, но спать надо, Маш, потому что завтра будет ни черта невесело. И я предлагаю тебе простой и безобидный способ.
Придвинувшись вплотную, я прижимаю Машу к себе, обняв её максимально по-родственному — ровно посередине живота, не смещаясь ни в одну из сторон. Между нами — её футболка, её одеяло, моё одеяло и моя кофта. Машу это должно успокоить, даже если на меня не действует.
— Совсем безобидный? — после нескольких минут в напряжённо-застывшей позе, спрашивает она выдыхая.
— Относительно, — фыркаю я ей в затылок, и Маша перекидывает волосы вперёд.
— Вообще не успокаивает.
Может, и нет, но ещё пара минут и Машеньке становится неудобно — её тело стремится принять более анатомическую форму, даже если сама Маша против. Рука оказывается под подушкой, корпус наклоняется вперёд, одна нога сгибается в колене.
— Для меня относительно, Маш. — Пару минут назад можно было сказать это в маленькое ушко, вызвав у хозяйки мурашки, но сейчас этот же финт вызовет у неё мысли о приставании. А, значит, обойдусь. — Для тебя вполне себе безобидно.
— Так не бывает, — широко зевнув, отзывается она.
Дыхание стремится стать более глубоким, а расшатанные нервы добивают её уставший организм.
— Бывает ещё и не так, — подозревая, что Маша на пути ко сну, в никуда хмыкаю я.
И готовлюсь к бессонной ночи, но вырубаюсь замертво почти сразу после неё.