– Мы недавно расстались.
Даже злиться толком не получается. К тому моменту мы выели друг другу не только сердце и душу, но и мозги. Жаль только, что обсуждать свадьбу это нам не мешало.
– Извините, я не хотела вас расстроить. – И снова эта растерянно закушенная губа. Спасибо, провидение, если бы не этот идиотский спор, меня бы здесь сейчас не было. Как и во всей жизни Маши Морозовой. – Но почему не сказать родителям правду? Мы же не в сериале! Это ведь ненормально, что вы, взрослый состоявшийся человек, придумываете какую-то… ерунду вместо того, чтобы просто всё рассказать!
– Потому что мои родители не читали воспитательных книжек, – хмыкаю я в ответ.
Прелесть, а не Маша! Особенно, когда верит в свою правоту. И когда, вот так поджав губы, яростно сверкает глазами. Интересно, ещё одна выходка испортит мою репутацию или там уже совсем всё плохо?
Потому что оторваться от неё невозможно. И унять зуд в ладонях тоже.
– Ну, раз вы всё так хорошо знаете, – повышает голос она, – то и разбирайтесь сами!
И столько обиды, столько непонимания в огромных глазах, которые точно станут моим личным фетишем, что хреновы заслоны разлетаются вдребезги, словно их не стояло. Сладкая моя девочка, где же тебе так не повезло, что высшие силы решили столкнуть тебя со мной?
Да и плевать!
Резко выдохнув, я удерживаю её, развернувшуюся было к подъезду, и утягиваю в объятие – моё любимое, позволяющее прижать дёрнувшуюся Машеньку максимально близко.
Мой самый аппетитный десерт. Такой, что руки с большим трудом сдерживаются от того, чтобы сползти ниже талии. Но нет, не с ней, не на улице, и не прислонившись спиной к двери машины.
Секунды Машиного ступора проходят очень быстро.
– Вы опять… – напряжённым шёпотом сообщает она, отклоняясь и ловя мой взгляд.
Вряд ли адекватный, скорее даже шальной на фоне всего этого безумия. Неудивительно, учитывая, что больше всего Машеньку, в данный конкретный момент, хочется нежно и аккуратно уложить в собственную постель, очень аккуратно стянуть эту её облегающую водолазку и также аккуратно довести до абсолютного предела.
Чтобы до срывающегося дыхания, жарких стонов и моего имени в её исполнении…
Тормози, идиота кусок! Девочка и так дрожит.
– Я опять, – признаю обречённо, даже не думая распускать руки или объятие. – Машенька, давай ты просто постоишь рядом, хорошо? Буквально пару минут и я вспомню, что я старый препод, которого ты боишься.
– Я не боюсь.
Ага, как же.
– Ты дрожишь, Маш, – я глубоко вдыхаю аромат какого-то цветочного шампуня. – Боишься меня и дрожишь, а я, великовозрастный кретин, просто не могу тебя отпустить, представляешь? – И заправить бы за маленькое ушко лезущий ей в глаза волос, но всё, что я себе позволяю – обнимать её и смотреть. – Обычно я как-то поадекватнее.
Угум, обычно. Звучит только не очень.
А ещё, несмотря на весь вот этот оргазмический восторг, становится не по себе. И тошно, потому что всё это выглядит как форменное насилие, причём нехорошее такое, отдающее пользованием положением. Оттого, что она не смотрит на меня, устремив взгляд куда-то мимо плеча, тоже хреново, и руки сжимаются уже в кулаки.
Хотел? Пожалуйста, получите-распишитесь. Девочка послушно стоит, напуганная до чёртиков, и явно ожидая то ли изнасилования, то ли ещё чего похуже.
Ага, двойки за экзамен.
– Прости, что напугал, – шумно выдохнув, я вижу как Маша вздрагивает, когда моё дыхание касается её щеки. И вцепляется мне в руку. Чтобы остановить?
Серьёзно, после такого разве что застрелиться. С отчётливым пониманием, что ты старый, лапающий студенток, козёл.
– Я… не боюсь.