Мы едва успеваем поздороваться – Алсу тащит меня знакомиться с кем-то. Тут и актёры озвучки, с которыми она подрабатывает, и театральный критик, и режиссёр независимого кино. Он пожимает мне руку – татуировки тянутся от костяшек пальцев, исчезают под рубашкой и снова появляются на шее – и спрашивает:

– Это вы играли в «Трупном окоченении»?

– Да, у меня там было две роли сразу.

Обе… ну вы понимаете.

– Мне особенно понравился момент, когда он достаёт ваше тело из могилы, а все конечности как деревянные, – он хихикает. – Вы очень хорошо сыграли! Слишком хорошо для такого дерьма.

Да, фильм провалился с грохотом. Но на съёмках собрались, должно быть, самые увлечённые люди в мире. Режиссёр сам рисовал на мне трупные пятна, не доверял ни одной гримёрше. Мы по два часа сидели перед съёмками, а потом я столько же отмывала краску. А между этим изображала мёртвую натурщицу, последнюю музу безумного художника.

– Кстати, он же хотел работать над новым фильмом. Что-то про зимний культ и жертвы, – вспоминаю я. – Но ничего не слышно. Меня не позвали?

– Нет, он ищет вдохновение.

– Где?

Я представляю берег моря, домик в горах или чердак с романтичным видом, но собеседник щёлкает по бокалу:

– На дне бутылок.

Очень жаль.

– Надеюсь, он с этим справится.

– Не он один!

К нам присоединяется театральный критик – который видел пару моих смертей, – и мы обсуждаем предстоящую пьесу. Люди всё приходят, будто квартира резиновая. Иногда я замечаю Алсу с бокалом вина в руках или Настю с шотом текилы. Очень смело, – думаю я. Или глупо.

К счастью, несколько бокалов белого полусладкого не влияют на сон. Утром у Алсу круги под глазами, в театре она достаёт из бездонной сумочки консилер и быстро их замазывает. Ольга появляется ровно в десять с чашкой чая в руке. Все стулья заняты, кроме одного.

В голове вспыхивает образ девочки с текилой. Ольга сурово сдвигает брови.

– Где наша Лидия? – она называет её именем персонажки из пьесы. – Прослушала, что я думаю об опозданиях? Так вот, – Ольга обводит нас суровым взглядом, – я не люблю опозданий.

Алсу опускает глаза, я тоже. Нельзя сдавать своих. Должно быть, она немного не рассчитала с алкоголем и появится в дверях слегка запыхавшись, вот-вот…

Никого нет.

Выругавшись, Ольга уходит в кабинет, позвонить Наташе. Мы переглядываемся, Алсу шепчет:

– Перебрала вчера.

– Сколько она выпила?

– Поверь, достаточно.

Игорь морщится и утыкается в пьесу. Ольга возвращается ещё злее, видимо, на звонки Надя не отвечает.

– Лана, прочитаешь её роль, пожалуйста. Сегодня работаем со всеми вчерашними замечаниями. Поехали!

Давно у меня не было так много реплик. Можно не стараться, но я не хочу подводить остальных и вспоминаю всё, чему училась в театральном, помимо умирания. Лидия – актриса, которая пробует себя в кино, главная соперница героини Алсу. Я жду, когда же она умрёт, но до конца пьесы этого не происходит.

И как в таких условиях я должна проявлять свой талант?

В конце первого акта Ольга кивает в такт моим словам. Заглядывает в пустую кружку – и говорит:

– Перерыв на пять минут, после повторим пару сцен. Ещё надо обсудить с Верой костюмы.

Как всегда, во время перерыва она удаляется за чаем. Петя поворачивается ко мне и выдаёт реплику, которой я точно не ожидала:

– А ты хорошо играешь!

Я теряюсь. Все хвалят, как реалистично я падаю на сцену или издаю предсмертный стон. Похвала моей «живой» игре? Это что-то новенькое.

– Эм, спасибо.

– Я и не знал, что ты умеешь играть не трупы.

– Но тебе ведь нравится играть именно трупы? – вмешивается Алсу, прежде чем я могу ответить.

Открываю рот, но слова не находятся. Нужной реплики нет в сценарии. Казалось бы, ответ такой простой: да, мне нравится играть трупы. Но это всё – на поверхности.